Гипнотизер

— Боже мой! Неужели ты не понимаешь, что тебе не пришлось бы ни на что тратиться! Будто я не знаю, что теперь ты не можешь позволить себе лишних расходов. В чем, в чем, но по части экономии средств я кое-что да смыслю. Жаль только, что вопросы ведения хозяйства тебя интересуют столь же мало, как и меня. К великому сожалению, мне сейчас придется срочно подыскать адекватную замену Людвигу. Излишне говорить, что этому человеку я должен доверять безгранично.

Даже если Филипп по природе своей был словоохотлив без меры, тем не менее странным было наблюдать его утешившимся поразительно быстро. И хотя со дня похорон минуло всего ничего, он выглядел жизнелюбивым денди, только что насладившимся великолепным обедом — суп, омар, индейка с трюфелями, шоколадный торт — и запившим всю эту роскошь бутылкой хорошего шампанского. В воздухе столовой, обставленной в стиле Людовика XVI, с китайскими миниатюрами на стенах, до сих пор витали изысканные ароматы деликатесов.

Распахнув настежь окно, Филипп позвонил лакею и распорядился подать кофе и шоколад.

— А теперь дивись!

Филипп, вывернувшись вперед меня, с проворством лакея растворил передо мной двери в смежную гостиную. Также выдержанная в стиле Людовика XVI, эта гостиная вряд ли серьезно уступала королевским покоям. Она представляла собой — ни больше ни меньше — картинную галерею, которая обошлась ее владельцу в целое состояние.

Мне сразу же бросились в глаза три картины Ватто и два пейзажа кисти Рейсдаля. Разумеется, Рембрандт тоже почтил присутствием гостиную-галерею барона Оберкирха. Кроме этого, я обнаружил несколько цветочных натюрмортов ван Хейзема, портреты Тициана и Гольбейна и две картины, изображавшие бегство святого семейства, по стилю весьма напоминавшие Рафаэля.

— Вот предпочитаемая мной разновидность гипноза — искусство! Очарование покрытого красками холста! Подобное тоже относят к категории самовнушения, если не ошибаюсь? Если понаблюдать за мной в момент, когда я рассматриваю картины, легко заметить, как я невольно начинаю копировать мимику и выражения лиц тех, кто изображен на портретах. Мимикрия. У меня начинают трястись щеки, перекашивается рот, глаза лезут из орбит. Иногда на лице появляется ухмылка, а временами глаза наполняются слезами. Нет, определенно в один прекрасный день я просто свихнусь. Тогда тебе придется врачевать меня.

— Признаюсь честно, я не нахожу слов.

— Полицейский комиссар тоже не нашел.

Филипп жестом указал мне на расшитую цветочками козетку. Он откровенно признался, что с гибелью Людовика его финансовое положение отнюдь не ухудшилось, а, напротив, улучшилось, о чем не замедлил ему напомнить и Альбер Жоффе, полицейский комиссар.

— К сожалению, еще нет ни малейших указаний на то, кем мог быть убийца. Но вообрази себе: я до сих пор так и остаюсь главным подозреваемым! Этот детина-комиссар приставил ко мне своего шпика, который фиксирует все мои передвижения и теоретически вправе даже посадить меня под домашний арест. Тебе наверняка предстоит познакомиться с этим месье Жоффе. Вы с ним споетесь — он ведь, как и ты, мне не доверяет.

— В точку.

Мы рассмеялись, только смех получился натужный, и мы оба это отлично понимали. Очень странным показалось мне и то, что Филипп, похоже, и не пытался развеять подозрения комиссара, даже напротив, находил их вполне обоснованными. Он решил сменить тему, пообещав как-нибудь рассказать мне о происхождении полотен, пока лакей сервировал нам кофе, торт и шоколад на чайном столике на колесиках.

— Тебе непременно надо попробовать торта. Он в семь слоев, и каждый — чудо света. Ах, этот Дебове — просто святой. Шоколадный гений! И к тому же истинный филантроп. Загляни к нему! Рю Сен-Пер, 26! Передашь привет от меня и попробуешь его знаменитый шоколад «Амбра». Донимают ли тебя навязчивые идеи, или же ты притомился, бегая по сомнительной репутации заведениям, обещаю, ты обнаружишь в себе совершенно удивительные вещи! Суммирую: шоколад для меня, кофе — для тебя.

Дождавшись, пока ему нальют кофе, Филипп нарочито темпераментно ухватил чашку, будто участвовал в комедийном представлении. После этого он, чуть пригубив напиток, некоторое время смаковал его, а после первого внушительного глотка блаженно заурчал. И почти шепотом продолжил:

— Барон Филипп — эксперт по части кухни и настоящий гурман, Петрус. Говорю тебе, у меня слюнки текут, будто у новорожденного, мой желудок истекает соком.

— Мой отец сказал бы по этому поводу: гурманами не рождаются, гурманами становятся. Ты — барон, ты можешь себе это позволить. Хотя, если бы мы с тобой посоревновались по части обжорства, ты наверняка лопнул бы раньше меня. Не забывай, я уже третий год рыщу по Парижу в поисках уголков чревоугодия. Не зря же утверждает Брилла-Саварен: судьба нации зависит от того, как она относится к еде, а изобретение нового блюда ничуть не менее важно для всеобщего блага, чем открытие новой звезды. Но — пусть даже тебе об этом не очень приятно говорить: полицейский комиссар Жоффе попытается проверить твое алиби. В противном случае сидеть тебе в одиночке, как выпало мне.