Гиперборейский Гимн

В книге о набатейском сельском хозяйстве много рассказывается о том, что именно древние вавилоняне возводили своих святых, своих прославленных мученичеством героев на степень в божества. Добрые дела, проникнутые пафосом высокого настроения, благочестивые жертвоприношения, поминая богов их прекрасными и великими именами, очистительные посты – вот что приводит человека к полному совершенству. Через эти подвиги духа люди достигают очищения своего тела от дурных запахов, от физического тления даже после смерти. Затем может когда-нибудь случиться, что Бог ещё раз вдохнет душу в тело умершего святого. Тогда восстанет индивидуальность, которая будет «Богом людей своего времени», пока он жив на земле.

Таковы эти два исторических человека, Таммуз и Ианбушад, отделенные друг от друга пространством времени в пятьсот лет. Таммуз окружен таинственно-мистическим ореолом. Всё тут дышит преданием отдаленнейшей древнехалдейской, прасиметической культуры. Ианбушад же трезв и научен. Мистики и фантастики никакой.

Для чистого иудаизма, если приемлем культ Ианбушада, культ знания, культ богослужебной книги, то культ Таммуза не приемлем окончательно. Пророку Иезекиилю, видевшему практические размеры применения культа Таммуза на земле – эти пышные храмы, ему посвященные, праздничный ритуал в его честь, в честь исторической личности, поклоняемой наподобие Бога – всё это должно было внушить ужас и отвращение. Бог отнюдь не имманентен человеку. Имманентность это земное профанирование того существа, имя которого даже нельзя произнести нечистыми человеческими устами. Тетрограмма – и ничего другого. Смотрите глазами на это маленькое слово, которое содержит в себе все узлы и развязки миров, но произнести его не смеете. Между Богом и человеком беспредельное пространство. Если бы Иезекиил дожил до Таммуза нового времени, тоже вышедшего из ханаано-вавилонской среды, с её истерическими галлюцинациями и временными богами, богами на срок, на одну историческую минуту, на одно молниеносное мгновение, он несомненно разразился бешеным проклятием по его адресу и сказал бы, что идолопоклонническая мерзость достигла, наконец, своего последнего предела.

К таким выводам мы приходим, следуя за сочинением Хвольсона. Мало оцененным в богословской литературе не только России, но более культурной в этом отношении Европы. Книга Хвольсона появилась в 1860 году на немецком языке, тем не менее указания ученого автора не обратили на себя внимания научных кругов германского общества. Они не были приняты в соображение даже при новом издании классического труда по мифологии Преллера, относящемся к семидесятым годам прошлого века. Старая традиция вся осталась без переработки. Решили со времени блаженного Иеронима, что Таммуз подлинный Бог. Это оказалось неверным. Таммуз историческая личность, как мы это уже знаем, пророк солнечного культа. Нашли подобие Таммузу в Адонисе. Таммуз будто бы действительное имя Бога, а Адонис ни что иное, как эллинизированная передача арамейского слова Адонай, что значит «мой господин». Но и это не может считаться абсолютно доказанным, ибо между обоими культами, культом Адониса и культом Таммуза, разница огромная. Адонис убит кабаном. Венера ищет его повсюду, полная отчаяния, оглашая рыданием лес и горы. Таково настроение первых моментов праздничного ритуала в честь Адониса. Наконец молодого Бога находят. Тогда плач и рыдания обрываются и начинается исступленная, дикая радость воскресения умершего Бога. В культе Таммуза мы ничего этого не находим. Это Бог, над которым имеется какой-то господин. Смерть Таммуза тоже совсем иная. Он падает жертвой пропаганды новых солнечных идей и кругозоров. Затем в пышном празднестве Таммуза, как мы уже это подчеркивали несколько раз, не имеется никаких моментов триумфа и радости. Только печаль. Только надрыв и горе восточных женщин, ничем не напоминающих эстетически-прекрасных образов Афродиты и Прозерпины. Сам Кутами свидетельствует о том, что чтение из книги легенд в храмах Вавилона – нельзя забыть: после молитвы, обращенной к богам – сопровождалось плачем всех присутствующих, без исключения, без разделения на мужчин и женщин. Так, чтобы ничем не выдаваться на общем фоне печально-настроенной публики, плакал однажды и сам Кутами, слушая среди других молящихся жизнеописания Таммуза, хотя по убеждениям своим, как человек иной, совершеннейшей культуры, далеко ушедшей от верований пронародных масс, он более сочувствовал Ианбушаду, чем темному герою древней легенды.