Гигаполис

– Сейчас, – говорю я и вытягиваю шок-ган. – Только штаны застегну. Покажи-ка мне личную карточку, дружок!

– Личную карточку? – бормочет тот задумчиво. – Зачем? Если ты Игорь Авилов, то иди со мной, и все будет хорошо.

– Что происходит, Гоша? – наконец просыпается Улька.

– Это не «кайман», – отвечаю я коротко.

– Я не «кайман», – соглашается незнакомец. – Я аллигатор. Так ты идешь со мной?

– Никуда я не пойду! А ты сейчас мне расскажешь, откуда и зачем пожаловал.

– Слушай, Авилов, – раздраженно говорит тип в черном. – Не напирай на шило, мне приказали тебя доставить, и я тебя доставлю, хотя бы и в два присеста.

– Ладно, – киваю я. – Но этот человек, – показываю на Ульку, – пойдет со мной.

– Нет, он мне не нужен, – заявляет тип.

Улька вскидывает пушку.

– В конце концов, я комиссар полиции! – объявляет он. – Сделайте руки за голову, а ноги чуть шире плеч…

Вместо того, чтобы подчиниться, тип отступает в сторону. Оказывается, за его спиной топчутся еще двое таких же гавриков. Откуда они могли взяться на самой вершине отеля, на прочесанном «кайманами» вдоль и поперек этаже?!

В руках у них «фенриры» с нашлепками глушителей, которые сей же миг начинают работать.

И я вижу, как Улька Маргерс, распиленный очередями надвое, бьется спиной о стену и оседает в брызгах собственной крови. Я и сам весь в его крови с головы до ног.

– Уля!!!

Мои пальцы погружаются в липкое. Белые Улькины волосы становятся грязно-бурыми, а изо рта на мятую сорочку толчками выплескивается черная струя.

– Улька… прости!..

Чья-то рука опускается мне на плечо.

– Теперь больше нет препятствий, чтобы ты пошел со мной?

– Я покараю тебя, – тяжко выговариваю сведенными губами. – Растопчу как червяка…

Сейчас я выпрямлюсь. И начну ломать и крушить эту сволочь в мелкие осколки. Голыми руками. Я загоню их поганые стволы в их поганые задницы.

Но выпрямиться мне предусмотрительно не позволяют.

16. Игорь Авилов

Сознание возвращается обломками.

Сначала я вижу ослепительный круг света. Нестерпимо режет глаза!.. Потом предпринимаю попытку встать. Было у меня такое незавершенное намерение перед тем, как обеспамятеть. Зачем? Так просто не припомнишь… Ничего не выходит и на этот раз. Что-то удерживает мои руки и ноги в полной неподвижности. Да и шея перехвачена тугой эластичной удавкой.

Череп налит булькающим кипятком. Поднести бы ко лбу пригоршню снега!.. Но сейчас – осень. Сентябрь. Шел дождь, когда я стоял в оцеплении у «Националя».

Тогда отчего я здесь?

Пахнет сырым камнем. И где-то рядом каплет с потолка. Совсем как в том подвале, где Таран выряжал меня в официанта.

Я согласился идти с ним, потому что там был Улька Маргерс. Но Ульку убили. Он умер на моих руках. На мне до сих пор должны быть брызги его крови.

И я хотел покарать убийцу.

Мне помешали…

– Ты уже очнулся, Авилов? – доносится сквозь бульканье проклятого кипятка знакомый голос.

Голос убийцы, которого я приговорил.

Рвусь ему навстречу, наощупь, вслепую. Лишь бы достать горло, руку, плечо. Этого будет достаточно. Он приговорен, и пусть не ждет обжалования… Повисаю на ремнях, которыми прикручен к глубокому, неудобному креслу.

– Перестань брыкаться. Это тебе ничего не даст. С тобой желают поговорить, и ты будешь смиренно выслушивать вопросы и давать ответы.

– Я тебя… так и так!..

Меня коротко тычут в лицо. Это адская боль. И все же я ухитряюсь сохранить сознание. Мне нельзя отключаться. Передо мной враг. Он овладел временным преимуществом и думает, что способен вить из меня веревки. Пускай думает. Если у меня появится хотя бы малейший шанс, он будет использован, чего бы мне это не стоило после.

На голову льется ледяная струя. То, что мне нужно. Кипяток в мозгах остывает, и я начинаю различать смутные очертания предметов в полумраке подземелья, куда меня необъяснимо доставили из «Националя». Сквозь двадцать с лишним этажей, сквозь строй «кайманов» и террористов, сквозь тройное кольцо оцепления… Кто же это у нас такой могущественный?

– Авилов, запомни простую вещь. Ты угодил в Пекло. И веди себя сообразно ситуации. Здесь не действуют ваши законы. Здесь жизнь вроде твоей не стоит и плевка. Поэтому ты будешь отвечать, когда спросят. И в твои улиточьи мозги не взбредет грубить тем, кто захочет с тобой побеседовать.

Так значит, это Пекло.

Я, Гоша Авилов, сподобился провалиться на самое дно Гигаполиса. И выйти мне отсюда, наверное, не удастся.

Это досадно.

Но поскольку в моей недолгой еще жизни меня уже убивали, то вся надежда на это самое «наверное». Наверное, убьют. А может быть, и промахнутся. Кто знает…

Но с чего это Пеклу вдруг стал интересен простой трассер?

– Ты кто? – срывается с моих распухших губ.

– Можешь звать меня Псора. Я не очень большой человек в Пекле. Но меня хватило, чтобы спеленать такого мамонта, как ты. Ну что, готов разговаривать?

У него обычное, бледное лицо. Из тех, каких миллионы по улицам и закоулочкам Гигаполиса. Может быть, мы даже встречались. Хотя скорее всего, мне это кажется.

– Что тебе нужно, Псора?

– Мне – ничего. Я только должен подготовить тебя, привести в ласкающую взоры кондицию. И я это сделаю.