Ты хвастун, Псора. Такая у тебя беда. И ты поплатишься.
Помещение, куда меня поместили, полностью соответствует понятию «каменный мешок». Куполообразный потолок, стены из грубо отесанных и неряшливо подогнанных один к другому камней. Желтые тусклые светильники на манер смоляных факелов. И еще один, прожекторной силы, – чтобы выжигать мне глаза… Неужто Пекло обитает в этих вот средневековых интерьерах? А я слышал, что тайные этажи Гигаполиса ни в чем не уступают наружным и даже превосходят их по роскоши. Или таким способом они хотят сломить мою волю к сопротивлению? Да чихал я на все заморочки!
– Что озираешься, Авилов? Интересно? То ли будет!
– Вы меня убьете?
– Это решаю не я. По мне – так лучше бросить тут, пока не высохнешь. Меньше глаз – больше страху. Но у тебя есть надежда. Слабая, вот такусенькая. Если поведешь себя хорошо…
– Развяжи руку, Псора. Левую. Больно мне – затекла. Ее поранили, на Кавказе…
– Ничего, потерпишь.
– Развяжи, гнида! – рычу я. – Коли держишь банк, так поимей совесть, не глумись над человеком!
– Заглуши турбину! – шипит он и водит распяленной пятерней перед моим лицом. – Здесь я решаю, как поступить с твоей клешней. Может быть, сочту, что будет лучше, если ее отпилить! Ржавой пилой!..
– И отпили! Сука! Палач! Если хочешь, чтобы я свалил в отключку, выдрючивайся и дальше!
Псора коротко бьет меня в скулу. Приутихшее было кипение в черепе оживает и фонтанирует с новой силой. Голова заваливается на плечо. Так лучше, спокойнее. На всякий случай закатываю глаза.
– Отвяжи… сейчас сдохну…
Псора думает, что он хитрый. Что он все знает о трассерах. Что и вправду трассеры – грубый, тупой, ограниченный народец, как о них идет молва. И ни одному трассеру в его улиточьи мозги не придет фантазия разыгрывать спектакль перед настоящим пекельником.
Он в сердцах плюет себе под ноги и пускается отвязывать мою левую руку. Ему и в самом деле нужно предъявить меня пред начальственные очи в пристойном виде. В конце концов, чем может ему угрожать затурканный, полуобморочный трассер, да еще и полностью упакованный?
Я издаю вздох притворного облегчения. Пытаюсь поднять руку и роняю ее, будто плеть.
– Ну как, отлегло? – спрашивает он участливо.
– Да, спасибо…
Он убил Ульку Маргерса. Друга моего, брата. Все остальное я, наверное, снес бы… Кто-то в Пекле решил, что можно безнаказанно убивать моих друзей.
Когда его плоская рожа оказывается достаточно близко, я вскидываю освобожденную руку и погружаю растопыренные пальцы, словно железные крючья, ему в глазницы. И начинаю выламывать его лицевые кости, пока он мычит и беспомощно шерудит конечностями.
Ему больно умирать. Но мне куда больнее жить.
Отбрасываю еще агонизирующую падаль к стене. Мне требуется пара минут, чтобы распустить ремни на правой руке и вызволить ноги. И хотя голова по-прежнему раскалывается на черепки, я готов к бою. И мне плевать, что это Пекло, то есть местечко, откуда живыми не возвращаются. Тем, кто тут за хозяина, моя неотобранная покуда жизнь встанет в дорогую цену.
Ищу, обо что вытереть заляпанные Псориными глазами пальцы. Например, о его же комбинезон.
Мое оружие они, конечно, присвоили. Но за поясом у Псоры нахожу могучий, сияющий зеркальными боками «швессер». Любимое оружие Ульки Маргерса…
Улька, слышишь ли меня? Наверное, мы скоро встретимся. Быть может, я еще успею догнать твою легкую душу в солдатском раю.
(Какой ужас, даже представить непереносимо, что мы могли потерять друг друга, не отпустив мелких, ничтожных грехов!)
Вот уже лязгают железные запоры на бронированной двери.
17. Индира Флавицкая
– С дороги! – орет Зомби, размахивая своей пушкой. – Дайте дорогу, иначе всем хана!..
Полуголые и вовсе голые девицы с визгом шарахаются врассыпную. Филифьонки среди них нет. Ствол «уонга» грубо втыкается мне между лопаток. И я иду, вяло перебирая ногами, ничего не понимая, утратив всякие представления о реальности.
Мы пересекаем вестибюль, вываливаемся на крыльцо.
Я сразу же вижу змеевский элкар, закамуфлированный под такси, и водителя, нарочито индифферентно гоняющего слоны по мокрой мостовой. Хочу закричать, взмахнуть рукой, подать хотя бы какой-то предупредительный знак.
– Пикнешь – убью! – шипит Зомби.
Водитель уже заметил нас – странную парочку. Очевидно для него и то жалкое положение, в которое я угодила. Но поздно, поздно, он не ждал такого поворота!.. Не выходя из роли, он замирает на месте, меланхолично похлопывая элкар по капоту. Видимо, решает, как бы половчее добраться до некстати упрятанного под кожаную курточку шок-гана…
Он боится за меня. И я тоже боюсь за себя. Это низко, но за себя больше, чем за него.
Я цепенею. По самому серьезному счету мне сейчас полагается отпихнуть своего конвоира и железным голосом, как старшей по должности, приказать этому парню нырнуть под защиту элкара и открыть стрельбу на поражение. Вызвать, так сказать, огонь на себя… И самой – со всей неизбежностью, как причитающееся, принять первую вражескую пулю.
Сполох наверняка так бы и поступил. Да и старик Ерголин, наверное. А вот я не могу.