Гибель Марса

  Все пропало - сейчас нас потащат в подвал, понял я.

  -- Так, это меняет дело, -- сказал Жора Мамырин, не слушая Леху.

  С каменным лицом он поднялся из-за стола.

  -- Каким образом? - спросил я, делая вид, что ничего не произошло.

  -- Каким? А очень простым: цекулы наши враги. Вот что, ребята... -- добавил Жора Мамырин, -- связи я вам не дам! И вообще...

  Это "и вообще..." прозвучало как приговор. Леха посерел. А Федор Березин вдруг со всей армейской прямотой бесстрашно произнес:

  -- Павлины, говоришь? - и хмыкнул.

  По-моему, я слышал эту фразу в каком-то хотя и древнем, но тем не менее отличном боевике, где в песках наши предки воевали примитивным оружием.

  -- Павлины, не павлины, а пойдете снова в подвалы. Петрович!

  Не успел он произнести эти слова, как словно из-под земли выскочил Петрович со своей берданкой и прицелился в нас. Вслед за ним из тех же кустов вывалили примерно два десятка каменов во всем черном и со штурмовыми автоматами в руках. Их плащи развивались, как крылья черных ангелов. Один из них мне показался знакомым. Где-то я его видел. Это была реакция на подсознательном уровне: взглянул и забыл. Дело в том, что у меня не было знакомых среди каменов и черных ангелов, поэтому я решил, что ошибся.

  -- Петрович! - злорадно объявила Соня Бергамаско, -- пора гостям и честь знать.

  Я не успел пошевелиться, как мне заломили руки, а мой пистолет перекочевал к Петровичу. Он радостно завопил, размахивая им "Ага-а-а!.." Соня Бергамаско с тихой, безотчетной радостью на лице: "Я всегда права!", протянула к нам свои кровавые пальчики с не менее кровавыми ногтями. Жора Мамырин, окончательно уверовав в свои силы, скомандовал: "Тащите гадов! Тащите!" Наконец камены сделали то единственно, что к чему были готовы - прицелились в нас из всех своих автоматов и щелкнули затворами.

  В результате произошло то, что и должно было произойти: мы все впятером переместились. Леха с Федором Березиным - потому что от страха вцепился в меня. Ну а Петрович с каменом за компанию, потому что держали меня за руки. И, конечно, если бы я не испугался, ничего бы не свершилось.

  В общем, выкинуло нас назад - под красную черепицу и ажурные водостоки Староконюшенного переулка -- назло врагам и недругам. Ни Жоры Мамырина, ни его сумасшедшей подруги - Сони Бергамаско рядом не было. Не было и каменов в черных плащах. Остался лишь один Петрович, который, оказавшись в одиночестве, мгновенно утратил всю свою безнаказанную наглость.

  Камен, показавшийся мне знакомым, словно испарился, а Петрович, с перепугу бросив на дорогу пистолет и берданку времен царя Соломона, задрал руки. Он был ошарашен.

  -- Вот видишь, -- злорадно сказал Леха, -- власть переменилась, -- и лягнул Петровича в зад.

  Петрович ойкнул. Зная Лехину натуру, я особенно не удивился.

  Леха как бы невзначай поднял ружье и стал его разглядывать, между делом направляя ствол в сторону Петровича.

  Петрович отбежал на пару шагов, потирая задницу.

  -- Э-э-э... поосторожней!

  -- Ты над нами издевался? - желчно осведомился Леха.

  Петрович что-то промычал и жалобно посмотрел на меня, ища защиты.

  -- Издевался? - спрашивал Леха, в открытую направляя на Петровича ружье.

  -- Пока, отец, -- сказал я, быстро поднимая свой огромный черный пистолет с вычурной скобой и ожидая преследования то ли со стороны Жоры Мамырина, то ли - каменов, то ли еще бог весть кого. - Оставь его, -- велел я Лехе.

  -- Нет, я с ним разберусь! - распалялся Леха.

  -- Надо сваливать, -- сказал я, с тревогой оглядываясь в обе стороны Староконюшенного переулка.

  -- У... гад... -- прошипел Леха.

  -- Сынок, вы куда?.. - жалобно спросил Петрович, обращаясь ко мне и к Федору Березину как к единственному спасению.

  -- Домой!

  -- А как же я?

  -- И ты тоже домой, -- я показал на филенчатую дверь, в которую мы с Лехой недавно ломились.

  -- А куда идти, детки? Я здесь ни разу не был...

  -- Туда иди, -- сказал я, показывая на дверь.

  -- Отсюда войти невозможно, -- произнес он странную фразу, -- если ее не открыть с той стороны.

  -- Иди! Иди! - злорадно крикнул Лека.

  -- Братцы! - бухнулся Петрович на колени, -- не бросайте!

  И он в двух словах объяснил, что всю жизнь провел в бабоне - вначале садовником, потом - тюремщиком, что он - раб Сони Бергамаско и что никогда в жизни не был за стенами, исключая того случая, когда я его вытянул из-за двери.

  -- Я самая распоследняя сволочь! - покаялся он.

  -- Вот это да! - изумился Леха Круглов. - Никогда не думал, что в центре Столицы вражеское гнездо!

  -- Иди, папаша, с глаз долой, -- сказал я, -- нам некогда с тобой возиться.

  -- Зря ты его отпусти... -- с сожалением произнес Леха.

  -- Пусть идет, -- сказал Федор Березин. - Не убивать же его в самом деле?!

  -- Спасибо... -- поклонился Петрович до земли, -- век не забуду!

  -- Топай, топай, -- сказал Леха. - Наши из тебя все равно пельмени накрутят.

  Эта минутная задержка спасла нам жизнь. Не успели мы расстаться с Петровичем, который потерянно побрел в сторону Пречистинки, и сделать пару шагов по направлению к легкомысленной Лехиной "тигвере", которая стояла напротив клуба "Африканда", как она взорвалась.