Гёте. Жизнь как произведение искусства

Первым его практическим нововведением и в самом деле становится катание на коньках. До него это занятие считалось недостаточно благородным, несмотря на то что Клопшток воспел его в одном из своих стихотворений. Теперь же на покрытой льдом пойме Ильма можно было увидеть, как под предводительством Гёте описывают круги молодой герцог, а также его камергеры Айнзидель и Кальб. Вскоре к ним присоединились и дамы. Пожилые придворные наблюдали за конькобежцами, сидя на скамейках, также снабженных полозьями. В целом влияние нового гостя пока заключалась только в новых развлечениях, которые появились с его приездом. Принадлежа к третьему сословию, он не мог участвовать в обеденных трапезах во дворце, но в остальное время именно он всегда был душой компании. Ему удавалось развеселить окружающих своими остроумными и живыми рассказами, он сочинял экспромтом стихи, и при каждом удобном случае его просили почитать что-нибудь из собственных сочинений, в том числе и прежде всего из тех, над которыми он сейчас работал, например, из «Фауста». Иногда он читал сам, иногда распределял роли среди присутствующих, или же реплики выдумывались на ходу – в любом случае инициатором этих развлечений всегда выступал Гёте.

С его приездом пришла в движение и сложная система отношений при дворе. Он сразу же включился в эту игру. Его письма полны туманных намеков: «Что ж, я здесь и вправду не знаю удержу, – пишет он в начале 1776 года Мерку, – надеюсь, скоро ты услышишь, что и в theatrо mundi я способен кое-что исполнить и с горем пополам справляюсь со своей ролью во всех трагикомических фарсах»[536]. Или так: «С каждым днем я учусь все лучше вести свой корабль по волнам человечества. Уже вышел в открытое море»[537]. Или еще: «Ничего не могу сказать о своей ситуации, она слишком запутанна»[538].

Неясно и его положение при дворе. Молодой герцог без ума от Гёте. Их повсюду видят вместе: во время конных прогулок по лесам и окрестным деревням, в веселых компаниях по вечерам.

А иногда они просто стоят посреди площади и на спор бьют хлыстами по мостовой. О государственном правлении они пока не говорят, хотя молодой герцог в это время старается утвердить свою верховную власть вопреки притязаниям матери Анны Амалии, которая не желает по доброй воле отходить от дел. В результате веймарский двор разделяется на два лагеря: один – вокруг молодого герцога, другой – вокруг герцогини-матери. Между ними оказывается юная герцогиня, которая страдает от недостатка внимания со стороны новоиспеченного супруга и не может смириться с новыми свободными нравами в его окружении. Граф Гёрц, бывший воспитатель принца, а теперь камергер на службе у герцогини, в негодовании отдаляется от дел и старается наладить связи с прусским двором, куда он сначала едет с официальным визитом, а позднее уже перебирается навсегда. Его жена остается в Веймаре и регулярно делится с ним новостями из жизни двора. Ее письма дают представление о той паутине интриг, в которую оказывается втянут и Гёте. И сам Гёрц, и его супруга испытывают сильнейшую неприязнь к Гёте. Графиня называет его не иначе, как «постскриптум». По ее мнению, он ведет себя высокомерно, «но все с ним носятся как с писаной торбой и ищут его расположения»[539].

Гёрц сопровождал Карла Августа в его путешествии в Италии и присутствовал уже при первой встрече будущего герцога с Гёте в декабре 1774 года во Франкфурте. Тогда гётевские дифирамбы маленьким герцогствам он воспринял как лесть, предназначенную исключительно для ушей Карла Августа. С тех пор он питал глубочайшее недоверие к Гёте. Он гордился своим дворянским происхождением и чувствовал несомненное превосходство перед писателишкой третьего сословия, каким был для него Гёте, особенно в том, что касалось политической и дипломатической ловкости и светского блеска. Он не видел в Гёте достойного соперника, поскольку его честолюбие уже искало для себя новых, более сложных задач, чем те, что ставило перед ним это крошечное государство, и все же вскоре его неприятие превратилось в настоящую ненависть: «Этот Гёте – мальчишка, которого нужно каждый день воспитывать плеткой»[540]. Это замечание было сделано в марте 1775 года по конкретному поводу. Возмущение Гёрца вызвало то, как Гёте повел себя по отношению к Виланду – прежнему духовному вождю веймарского двора.