Глава одиннадцатая
7 ноября 1775 года Гёте прибыл в Веймар в сопровождении молодого камергера фон Кальба, который чуть позднее сменил своего отца в должности казначея, сосредоточив в своих руках управление финансами Саксен-Веймар-Эйзенахского герцогства. Отчасти их путь проходил по тем же местам, что и дорога в Лейпциг десять лет назад. Тогда мать закутала сына, как ребенка, в одеяла. Когда карета застряла в грязи, он усердствовал изо всех сил, чтобы поставить ее на колеса, и при этом, должно быть, растянул грудные связки. Боль от растяжения давала о себе знать еще долгие годы. Это была его первая проверка на прочность.
Начинался новый период его жизни, во время которого он учился «рассматривать свой врожденный поэтический талант как природу»[530], каким бы легким и «лунатическим»[531] ни казался ему сам творческий процесс. Однако по этой причине он не считал свои произведения собственной заслугой. Он видел в них саму жизнь, ищущую выражения в его творчестве, и никогда не воспринимал их сочинение как работу: «Лугами, чащей леса // Иду, лихой повеса. // Пою средь бела дня…»[532]
Теперь Гёте отправляется в путешествие, чтобы после свободной игры воображения испытать свои силы «в житейских делах», надеясь «все, что было во мне человечного, разумного и рассудительного, обратить на пользу себе и другим»[533]. Он не знал, что именно ждет его в Веймаре: его хотели видеть при дворе как можно скорее, однако о конкретных задачах в приглашении ничего не говорилось.
Молодому герцогу, который 3 сентября 1775 года взял бразды правления из рук своей матери Анны Амалии, мог понадобиться толковый администратор и советник. Дело в том, что его маленькое государство снова стояло на грани банкротства. Население насчитывало около 80 000 жителей, и содержать двор удавалось только за счет кредитов – экономические прибыли были слишком незначительные, чтобы налоговые сборы могли покрыть все расходы. Сельское хозяйство и ремесло для собственных нужд – вот и все, чем могла похвастаться эта земля. Текстильная мануфактура в Апольде находилась в упадке, не в силах противостоять конкурентам с Нижнего Рейна и из Англии. Торговля зерном не получила развития по причине высоких транспортных расходов. Веймарское герцогство практически ничего не производило на экспорт и не могло обеспечить собственных нужд. Приходилось импортировать даже соль, несмотря на большое количество собственных солеварен, которые использовались крайне неэффективно.
Население этого чрезвычайно слабого в хозяйственном отношении герцогства вынуждено было содержать раздутый административный аппарат и оплачивать роскошную жизнь двора, что то и дело приводило к высоким задолженностям. Чтобы их покрыть, казначейство прибегало к изготовлению фальшивых монет, бухгалтерским махинациям и повышению налогов. Когда Гёте приехал в Веймар, налоговая ставка варьировалась от 30 до 35 процентов, в то время как в Пруссии, к примеру, налоговые сборы не превышали 20 процентов, а в Англии – 12.
По прибытии в Веймар Гёте волновала не столько социальная несправедливость, сколько собственные стесненные финансовые обстоятельства. Он еще не получал жалования, присутствуя при дворе в качестве гостя, и поэтому то и дело был вынуж ден просить отца выслать ему денег. Чтобы не обращаться к нему напрямую, Гёте пишет «тетушке» Иоганне Фалмер – родственнице братьев Якоби и подруге матери Гёте. По просьбе Гёте она должна была выяснить, достиг ли отцовских ушей «отблеск сыновней славы»[534] и не желает ли он выразить свое восхищение в денежной форме.
Прошло всего два месяца – о какой «славе» идет речь? Пока это только впечатление от самой личности Гёте, но не от его деятельности на благо двора и народа. При дворе он по-прежнему воспринимается как частное лицо, гость и новый друг молодого герцога, но, безусловно, яркая личность, привлекающая всеобщее внимание. Гёте наслаждается своим положением. «Быстро, как бег саней, проносится моя жизнь! Звеня бубенчиками, мчит она то туда, то сюда!»[535]