Читаем Гёте. Жизнь как произведение искусства полностью

Лотта указала восторженному Гёте на границы дозволенного, но, с согласия своего жениха, не хотела разрывать с ним дружбу. В глазах Кестнера Гёте тоже был интересным человеком, которого он не хотел отпускать. Поэтому после прояснения всех недоразумений и недомолвок Гёте остался с Лоттой и Кестнером в качестве друга семьи. «Так провели они дивно прекрасное лето; то была настоящая немецкая идиллия: прозаической ее частью являлся плодородный край, поэтической – невинная любовь»[365]. Вместе они бродили по полям, слушали пение жаворонков, изнемогали от жары, мокли под грозовыми ливнями, сидели за кухонным столом и лущили горох. Такое мирное сосуществование могло бы продолжаться и дальше, но Гёте, по мнению Кестнера, все же обладал «качествами, которые представляют опасность для женщины, особенно если она чувствительна и имеет хороший вкус»[366]. В чувствах своей Лотты Кестнер не сомневается, но, как он признается в письме другу, не уверен в том, что сможет «сделать Лотхен счастливой, как он [Гёте]». Он не хочет терять ни друга в лице Гёте, ни невесту в лице Лотхен. Поэтому испытывает огромное облегчение, когда Гёте наконец понимает, «что должен сделать над собой усилие, чтобы успокоиться»[367]. Таким усилием в данном случае стало не что иное, как решение тайно покинуть город.

Рано утром 10 сентября 1772 года Гёте, никого не предупредив, уезжает из Вецлара. Вечер накануне они проводят втроем. Кестнер пишет в своем дневнике: «Он, я и Лотхен говорили о странных вещах – о состоянии после этой жизни, об уходе и возвращении и т. д.; разговор этот начал не он, а Лотхен. Мы условились: кто из нас умрет первым, должен, если у него будет такая возможность, известить живущих, как выглядит та жизнь. Гёте казался совершенно подавленным»[368]. На следующее утро Гёте оставляет два прощальных письма – одно для Кестнера, а второе – вложенное в первое – для Лотты. Кестнеру: «Если бы остался у вас хоть на минуту дольше, я бы не выдержал»[369]. Лотте: «Вот я один и могу дать волю слезам; оставляю вас в вашем счастье, но не покидаю ваших сердец»[370].

Читая эти прощальные письма, Лотта тоже не может сдержать слез. Она грустит, хотя и чувствует огромное облегчение. Кестнер пишет в дневнике: «И все же она была рада, что он уехал, ибо она не могла дать ему то, чего он желал. Он ведь был сильно влюблен в нее и буквально терял голову. Она же всегда такого избегала и не предлагала ничего, кроме дружбы, заявив ему об этом напрямую. Мы говорили только о нем»[371].

Они еще долго будут о нем говорить – поначалу с теплотой и дружескими чувствами, а после выхода в свет «Вертера» – с горечью и обидой. Впрочем, и это со временем пройдет.

<p>Глава восьмая</p>

Портрет молодого Гёте. Переписка с Кестнером. Самоубийство Иерузалема. Публикация «Гёца». Ненайденная жемчужина становится звездой. Эйфория. Прометей. Поэт или пророк? Магомет. Сатирические нападки на лжепророков

Прежде чем последовать за молодым Гёте по его жизненному пути, мы ненадолго остановимся и посмотрим, каким в это время видело его окружение, например, тот же Кестнер – человек с трезвым и острым умом, у которого были веские причины скептически относиться к своему сопернику, несмотря на то что он, едва ли не против собственной воли, в то же время очень высоко его ценил. Сохранился черновик письма Кестнера, в котором он рисует, наверное, самый точный и выразительный портрет молодого Гёте из всех, что доступны нам сегодня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии