В письме Цельтеру Гёте, обращаясь не только к другу, но и к потомкам, описывает этот свой последний выезд. Кроме того, сохранилось еще одно свидетельство, оставленное инспектором Иоганном Кристианом Маром, который хорошо знал окрестности Ильменау и сопровождал Гёте в его прогулках по старым заросшим тропам и недавно проложенным дорогам.
На второй день путешествия, в субботу 27 августа, Гёте оставляет внуков на попечение слуги и вместе с Маром совершает восхождение на гору Кикельхан. Стоя на вершине горы у ротонды, они любуются удивительным видом. «Ах! – восклицает Гёте. – Если бы только мой славный герцог Карл Август мог еще раз увидеть эту красоту!»[1774] После этого он спрашивает Мара про «маленькую хижину», которая должна быть где-то здесь поблизости. Он хотел бы туда попасть. «И в самом деле, – пишет Мар, – он бодро зашагал сквозь довольно высокие кусты черники, покрывавшие вершину горы, к хорошо знакомому двухэтажному охотничьему домику, сколоченному из брусьев и досок. На верхний этаж вела крутая лестница. Я предложил ему свою помощь, но он с юношеской беспечностью отказался, заметив: “Вы же не думаете, что я не могу сам подняться по лестнице; с этим я еще отлично справляюсь”. Войдя в верхнюю комнату, он сказал: “В былые времена <…> я прожил здесь восемь дней и написал на стене маленькое стихотворение. Хотел бы я взглянуть на него еще разок”»[1775]. И действительно, поднявшись наверх, они увидели нацарапанные карандашом четверостишия, хорошо известные читателю уже в те времена, но пока не вошедшие ни в одно авторизованное издание сочинений: «Горные вершины спят во тьме ночной…» Здесь Гёте впервые перечитывает эти строки, и «слезы текут по его щекам».
Это был кульминационный момент последнего путешествия Гёте в Ильменау, о котором узнали лишь потомки. Сам день рождения прошел радостно и легко. Гёте завтракал с внуками, когда перед ними появился небольшой духовой оркестр и заиграл кантату Баха «Се, ныне все благословляйте Бога». Девушки в белых одеждах с венками на голове читали стихи, а когда все закончилось, Гёте поставил перед собой бокал – подарок Амалии фон Леветцов с выгравированными инициалами ее дочерей, который она преподнесла ему летом 1823 года в Мариенбаде и который он предусмотрительно взял с собой из Веймара. Не Ульрике, а ее матери он пишет: «Сегодня <…> я ставлю перед собою этот бокал, напоминающий мне череду былых лет и воскрешающий в моем воображении прекраснейшие часы жизни»[1776].
В гётевском рассказе Цельтеру об этой поездке чувствуется его сильная взволнованность, однако теперь он погружает свои личные переживания в общий контекст природной и человеческой жизни. «В заброшенной дощатой хижине, возвышающейся над верхушками елей, я обнаружил ту самую надпись, – пишет он и продолжает: – После стольких лет было нетрудно понять, что вечно, а что преходяще. Удачи выступили на первый план и могли послужить утешением, неудачи были пережиты и забылись. Каждый, от угольщика и до владельца фарфорового завода, по-прежнему жил в соответствии со своим предназначением. Ковали железо, из рудных жил добывали бурый камень, <…> варили смолу, <…> и так все шло своим чередом <…>. В целом здесь можно видеть достойное восхищения использование разнообразнейших земных и горных поверхностей и недр»[1777].