В своем поместье дядюшка проводит в жизнь проект реформирования общества. Здесь нет места расточительству – все вкладывается в увеличение доходов и превращение людей в трудочасы и вознаграждение. При этом дядюшка видит себя филантропом. Парки и увеселительные сады в его владениях были закрыты, а на их месте посажены плодовые деревья и разбиты грядки. От своей собственности дядюшка не отказывается, но хочет использовать ее на общее благо, ибо богача люди ценят лишь потому, «что он, имея множество потребностей, хочет, чтобы везде получили долю от его избытка»[1617]. В то же время поддерживаются лишь те удовольствия, которые помогают сохранить и по возможности повысить работоспособность. Воскресный день проходит в тишине: «каждый остается в одиночестве, посвящая его часы предписанным размышлениям. Человек – существо ограниченное, и воскресенье у нас посвящено раздумьям об этой ограниченности»[1618]. В будни человек ограничен своими обязанностями, а в воскресные дни размышляет над этим ограничением. Так он надежно избавлен от соблазна хотя бы в этот день выйти за привычные пределы. Мудрая Герсилия, которая впоследствии влюбляется в Феликса, замечает, что что-то здесь не так. «Вот так чистая жизнь, – восклицает она, – если я смиряю себя каждые восемь дней»[1619].
Дядюшкино поместье – первая из реализованных социальных утопий, которые довелось видеть Вильгельму. По сравнению с другими, она самая либеральная, ибо все последующие реформаторские проекты еще больше ограничивают человеческую свободу. И для всех них характерна одна общая черта – приоритет пользы и выгоды. При этом отдельный индивид подобен органу в едином организме, или, точнее, колесу или винтику в механизме. Ты – ничто, твой народ – все. Все общественные утопии в романе объединяет этот рациональный и глубоко прозаичный принцип: «Если работы много, рассуждать некогда»[1620].
Фантастическое и таинственное, сердечная тоска, дерзкие и сумасбродные мысли и желания – все это изъято из основного или рамочного сюжета и перенесено в новеллы. В главной фабуле романа слабодушный Вильгельм Мейстер бродит по свету, наблюдая со стороны встречающиеся на его пути соци – альные утопии. Время от времени ему попадаются «отрекающиеся», которые так же бесцельно блуждают посреди этой пустыни рациональной упорядоченности. Лишь один раз и как будто издалека раздается и обрывается на полуслове песня Миньоны: «Ты знаешь край лимонных рощ в цвету, // Где пурпур королька…»[1621] У озера Лаго-Маджоре «отрекающиеся» находят друг друга: «Женщины бросились друг другу в объятья, мужчины обхватили друг друга за плечи, и Диана стала свидетельницей самых благородных и чистых слез». Но вскоре наступает отрезвление: «…они разомкнули объятья, молчаливые, обуреваемые странными чувствами и желаниями, среди которых уже не было места надежде»[1622].
Все они – достойные, добродетельные люди, но ничто не может им помочь. Невзирая на романтичные пейзажи, читатель становится свидетелем заката поэзии: «И тут, словно от прикосновения волшебного жезла, рай мгновенно превратился для наших друзей в пустыню»[1623]. Новалиса, который еще «Годам учения Вильгельма Мейстера» ставил в вину предательство поэзии, этот окончательный триумф прозы привел бы в ужас.