Гештальт

Как-то раз Валерину траншею нашли подростки. Стоя за обгорелой толстой сосной, слезящимися глазами Валера смотрел, как они ломали крышу его нехитрого жилища, выкидывали топчан и побитые молью коврики и мешки, топтали их и рвали, а потом – зажгли, оторвали дверцу у буржуйки, а саму печку затащили в кусты. Когда из траншеи вылетел мешок со сладостями, нервы Валеры не выдержали, он завыл. Иступлено, беззвучно, одним ртом, из глаз текли слёзы, смешивались со слюной. Валеры кусал себя за колено, безнадёжная, бессильная тоска и обида накрыли всё тощее грязное его существо. Валера не помнил, как вернулась к нему реальность, только той ночью прилетел в Валерин лес неизвестный огненный корабль, согрел его, а разумное существо жалело Валеру, гладило его по голове, утирало слёзы, поило чаем с жирным коровьим молоком и тягучим мёдом. На прощание оно прошептало в грязное Валерино ухо, что скоро всё изменится. «Кротость безоружит!» – шептало оно, прижимало к себе вонючее, костлявое Валерино тело и утешало. Очнулся Валера за тем же обгорелым деревом, в той же позе, закусив колено. За годы бездомной бродячей жизни Валера выучился, как палочник, в случае опасности мертвенно замирать, ожидая, что опасность пройдет стороной, не затронет его. Подростки, разрушившие Валерин дом, хозяина не нашли. Несколько дней он боялся подойти к траншее, бродил вокруг, прячась и таясь, вздрагивая от любого звука, ел сосновую кору и даже к кладбищу боялся подходить. Прошло несколько дней, прежде чем Валера успокоился. Он принёс с помойки горбыль и новый скарб, накрыл траншею сосновой крышей, примотал проволокой дверцу буржуйки, долго на неё смотрел, а потом отнёс назад, в садоводство, где брал, решив, что труба стала причиной обнаружения его тайного жилища. И прежняя жизнь потекла в прежнем ритме, только Валера стал бояться больших детей и, едва завидев их, даже вдалеке, старался лечь и замереть.

Последнее время с Валерой стала случаться бессонница, он бродил по кладбищу, осматривал могилки, разговаривал с птицами и собаками.

Сегодня Валера наломал берёзовых прутьев для метлы, он хотел их отдать одной одинокой старухе, жившей неподалёку от кладбища, в обмен на какую-нибудь еду или одежду. Случалось, что старуха и денежку ему давала, и тогда Валера ходил в магазин-ларек на одной из улиц, в большой магазин его не пускали, фукали, зажимали носы, а в ларёк – пожалуйста. Спрашивали только: «А деньги у тебя точно есть?»

Идти к старухе было ещё рано. Валера определял время по степени темноты неба: когда на востоке чернота сменялась серостью или синевой, значит, скоро будет светать. Ещё было темно, и Валера беседовал с вороном. Внезапно снежная дорога осветилась оранжевым светом, Валера вначале решил, что опять прилетел огненный корабль и даже обрадовался, что его опять пожалеют и напоят вкусным горячим чаем. Он хотел было выйти навстречу свету, но вовремя разглядел, что это автомобиль, большой и дорогой. Автомобиль остановился посреди дороги, и из него вышли две женщины. «Это здесь!» – сказала одна и прошла вперед, ступила в сугроб и, проваливаясь в снег почти до подола короткой шубейки, направилась к одной из могил. Вторая подумала и полезла в сугроб вслед за первой. Валере было интересно, что делают здесь эти две женщины, и он опять превратился в палочника, настороженно стал прислушиваться.

На старом кладбище было две достопримечательности: цыганское захоронение и склеп из чёрного мрамора. У цыган было всё просто: все могилы имели таблички «Козлов», «Козлова», земля у могил была выложена кафельной плиткой, которую кто-то мёл или мыл каждый день в любое время года, в любую погоду. Могилы были накрыты полипропиленовой крышей и огорожены металлической оградой с профилями лошадиных морд. Между штакетинами ограды были протянуты гирлянды бумажных цветов, которые трепетали от дуновения даже самого лёгкого ветерка. Именно поэтому могилу было видно издалека, и о её существовании знали многие.

Ко второй могиле сейчас пробирались эти две женщины. Семейный склеп представлял собой чёрный, гранитный, почти герметичный ящик, у которого была входная дверь, открыть которую они сейчас пытались. Кто лежал в этом гранитном склепе, Валера не знал; на нём не было ни таблички, ни креста, что могли бы рассказать о хозяине могилы. Женщины вошли в склеп, внутри загорелся свет и послышались голоса, но что они говорили, было не разобрать. Валера подошёл ближе. Он знал, что из освещённого помещения невозможно разглядеть кого-то в темноте снаружи, поэтому не боялся быть увиденным и преследуемым.