Герцог в сияющих доспехах

Эшмонт с вожделением взглянул на графин на столике возле камина. Если он нальет выпить себе, придется предложить и дядюшке, и тогда он, пожалуй, задержится подольше, вот в чем беда.

– Всего несколько часов назад. У вас потрясающий слух.

– Но ты, похоже, не привез будущую герцогиню Эшмонт, – заметил дядя Фредерик.

– Гм… ну да. – Эшмонт бросил взгляд на письмо. – Дело несколько запуталось. Комедия ошибок, как сказала леди Энкастер.

На миг лорд Фредерик лишился привычной маски холодной сдержанности, взгляд голубых глаз сделался заинтересованным, но всего лишь на мгновение, и тут же обрел прежнюю невозмутимость.

– Итак, ты побывал в Кемберли‑плейс, – констатировал джентльмен и смахнул невидимую пылинку с рукава сюртука.

Характерной особенностью лорда Фредерика было являться с визитом без предупреждения, и отделаться от него было невозможно никакими средствами до тех пор, пока сам не решит, что ему пора. И поскольку было ясно, что дядюшка не уйдет, не вытряхнув из племянника всю душу, Эшмонту пришлось обстоятельно описать события вчерашнего дня, который прошел в поисках Рипли и леди Олимпии, а потом и дня сегодняшнего, включая визит в дом леди Энкастер.

Закончив эту часть повествования, Эшмонт заметил, что дядя то и дело бросает взгляды на туалетный столик, где лежало письмо. Страницы рассыпались, выставив написанное на обозрение целого света, точнее, всевидящего и всезнающего дядюшки, который обожает совать нос в чужие дела.

Герцог попытался будто бы невзначай прикрыть страницы, чтобы не бросались в глаза родственнику, но поздно.

– Кажется, почерк леди Олимпии? – сказал всевидящий дядя.

– Разве?

– Мне ли не знать! Ее руку узнаешь сразу. Мы вели переписку относительно какого‑то античного труда. Вроде бы это был Боэций, «Утешение философское»3. Если она сама написала тебе, я считаю, это многообещающий знак.

– Гм… да, но дело в том, что она все еще в Кемберли‑плейс.

– Так я и предположил, когда узнал, что ты получил два письма нарочным из Суррея, – сказал лорд Фредерик.

Эшмонт не стал выяснять, как и откуда дядюшка узнал про письма. Очевидно, у него везде соглядатаи, и, более чем вероятно, несколько таковых угнездились под крышей дома Эшмонта. Дядя был его опекуном. Более того, слуги трепетали перед ним. Со стороны это могло показаться странным, потому что более учтивого пожилого джентльмена – сама доброта и простодушие – было трудно сыскать во всем Лондоне или даже во всей Британии.

– Да, все довольно запутанно, – повторил Эшмонт. – Видите ли… То есть, насколько я уловил смысл… благослови господь эту женщину, но нельзя же использовать такую чертову прорву слов.

– И, если письмо не слишком уж личное, в чем же состоит главный смысл?

– Она пишет, что была пьяна, – сказал Эшмонт. – Выпила бренди: для успокоения нервов на свадьбе, что ли…

Лорд Фредерик скривил губы.

– Вот как?…

– Рипли попытался вернуть ее, но она не пожелала, вот и пришлось ему взять на себя роль охранника. В конце концов он благополучно доставил ее в дом своей тетки, но с ним приключился несчастный случай, и она решила, что… – Эшмонт взял письмо, перевернул страницу и прочел, проводя по строчкам пальцем: – «… вынуждена задержаться в Кемберли‑плейс, дабы помешать ему усугубить свою рану, поскольку мужчины зачастую испытывают нездоровое отвращение к здравому смыслу». Однако знаете что, сэр? Леди Энкастер не упоминала ни о каком несчастном случае. Странно, не правда ли?

На миг лицо лорда Фредерика приняло несчастное выражение, но оно тут же исчезло.

– Вовсе нет. Ее светлость умеет хранить секреты, что весьма ценно, если управлять супругом, между прочим.

– Ну, по мне, так это совсем бесполезно, – возразил Эшмонт. – Но к дьяволу! Она – то есть Олимпия – разрешает мне соскочить с крючка.

– Гм…

– Она пишет: «Ни один разумный человек не станет ожидать, что вы на мне теперь женитесь». Но я‑то к разумным не отношусь, черт возьми!

И, как неразумный, Эшмонт был слишком озадачен и расстроен, чтобы беспокоиться, как бы дядюшка Фредерик не вздумал проторчать у него до второго пришествия.

Эшмонт прошествовал к камину, взял со столика графин, наполнил два стакана и протянул один дяде.

– Я не хочу ничего от вас утаивать. Я просто не понимаю. Подумать только! Если бы мы приехали попозже или задержались подольше, хоть нас и окатили холодом, мы с Олимпией бы уже договорились, и она была бы здесь. – Он сделал жадный глоток. – А теперь мне снова придется ехать в Кемберли‑плейс, потому что она решила, будто меня волнует, что скажут люди. Я же сказал, что женюсь на ней, правда? Неужели она думает, что я заберу свое слово назад лишь потому, что она дала деру в припадке белой горячки, мигрени или чего там еще?

– Насколько я понял, это не было очередной выходкой Рипли, – задумчиво проговорил лорд Фредерик.