Брентворт слегка передвинулся на сиденье, чтобы вытянуть ноги. Он тоже устал, хотя весь день ничего не делал, только расхаживал из стороны в сторону. Ему следовало бы поехать вместе с Напьером, а он об этом даже не подумал. Вероятно, решил, что может понадобиться, если Луиза скончается. Не мистеру Боумену и не мальчику, а Девине. Ее слезы и отчаяние в саду подтверждали его правоту.
Разумеется, он не знал, чем именно сможет ей помочь. Не поцелуями – это уж точно. Тот его порыв был ошибкой, и уже скоро – завтра или послезавтра – ему придется с ней об этом поговорить. Впрочем, он не знал, что сможет сказать по этому поводу.
«Во мне всплыло то, что я долгие годы считал похороненным навек, и я был сам не свой». Если он скажет нечто подобное, то выставит себя полным дураком, хотя это истинная правда. И он не жалел о том, что поддался порыву, страсти, безрассудству… После десяти лет обуздания этих своих качеств он наслаждался победой над здравым смыслом. Не спи Девина сейчас, он мог бы поцеловать ее снова, в темноте. Но она спала, и поэтому он лишь смотрел на нее, прислушиваясь к ее глубокому дыханию, а на него тем временем наваливались тягостные воспоминания – свидетельства его безумств, к которым привела необузданная страсть.
Когда они проезжали деревню, он велел Напьеру остановиться и отправил его в таверну – купить полную корзину еды и немного вина. А Девина по-прежнему спала. Когда же они добрались до ее дома, ему пришлось потрясти ее, чтобы разбудить, и он получил от этого короткого прикосновения гораздо больше удовольствия, чем следовало бы.
Она поморгала и выпрямилась, затем выглянула в окно.
– Мы так быстро доехали?
– Не так уж быстро. Вы очень крепко спали.
Девина протерла глаза и, кивком указав на корзинку, спросила:
– А это что такое?
– Еда из таверны. Не могу обещать, что она вкусная, но хотя бы горячая. Вы весь день ничего не ели.
– Вы тоже.
– Я пообедаю, когда вернусь в Нью-Касл.
– Но это далеко… Мы вполне можем разделить то, что лежит в корзинке.
Ему бы следовало отказаться и сразу же отправиться в путь, но он этого не сделал и занес корзинку в дом. Девина нашла кремень и зажгла лампу, затем провела герцога в кухню.
– Надеюсь, это вам подойдет. В столовой не очень-то чисто.
Она нашла еще одну лампу, зажгла и ее, затем опустилась на колени и развела огонь в очаге.
В корзинке обнаружилась тушеная курятина с картошкой в глиняном горшке, немного хлеба и объемистая бутыль красного вина. Увидев ее, Девина порылась в ящике и отыскала штопор.
Они приступили к своей скромной трапезе, и Эрик налил два стакана вина. Курятина оказалась восхитительно вкусной, и Девина, съев кусочек, спросила:
– А может быть, надо покормить и вашего кучера?
– Он поел в таверне, пока ему собирали корзинку. А сейчас, наверное, уже спит.
Съев еще немного, девушка вдруг оторвалась от тарелки и посмотрела на Эрика.
– Вы хотите что-то сказать? – спросил он.
– Знаете, я заметила, что даже в конце дня, после ремонта крыши и всего прочего, вы все еще выглядите как герцог. На галстуке – ни пятнышка, а вашим крахмальным воротничком можно нарезать хлеб. Похоже, что герцоги каким-то образом освобождаются от влияния жизненных обстоятельств. – Девина подперла кулаком подбородок и внимательно посмотрела на сотрапезника. – Но, возможно, дело не в вашей одежде. Даже если она помнется, вы все равно будете выглядеть Брентвортом.
А вот это уже совсем не походило на комплимент.
– Спасибо, – буркнул Эрик.
– Вы что, обиделись?
– Вряд ли можно меня обидеть, сообщив, что я выгляжу самим собой.
Девина снова заговорила, но тут же осеклась. Она посмотрела сначала на свою тарелку, затем на бокал с вином – и вдруг спросила:
– Вы не собираетесь ничего мне сказать по поводу того, что произошло в саду?
Эрик мысленно усмехнулся. Какая отважная женщина…
– Да, как джентльмен, я обязан принести вам свои извинения, что и делаю прямо сейчас.
– Почему-то это совсем не похоже на извинение. Вы вовсе не кажетесь виноватым.
– Потому что я ни о чем не жалею. Конечно, если вы считаете, что я вас домогался, тогда я униженно прошу прощения. Так вы оскорбились?..
Эрик с нетерпением ждал ответа. Если она скажет «да», он это примет и полностью устранится. Однако он знавал многих женщин, и опыт подсказывал, что мисс Маккаллум вовсе не была против того поцелуя и объятий.
Девина некоторое время обдумывала ответ и наконец сказала:
– Если честно, то я не чувствую себя оскорбленной. Однако же, если вспомнить, кто мы друг другу, то лучше забыть о случившемся в саду.
– Да, я понимаю. Разумеется, вы правы. – Эрик встал. – Что ж, мне пора. Завтра я приеду за вами до полудня, но сначала заберу доктора Чалмерса и отправлю его домой. Затем мы навестим вашу подругу, а потом продолжим наши дела в Эдинбурге.
– Я собиралась ехать в почтовой карете.
– Я вас отвезу. Сам сяду наверху, рядом с Напьером, – добавил герцог.
Девина поднялась, чтобы проводить его.