Герцог северных пределов

Язык местных жителей был почти таким же, как в том же Хоноре или Нанодоре, но все-таки с заметными изменениями. Иногда звучали совершенно незнакомые мне слова, о смысле которых приходилось додумываться или подсматривать в головах у людей. Но чаще всего слова просто несколько коверкались, но были все равно почти узнаваемы.

Я уже давно понял, что за праздник тут у них намечается. Трудно было не догадаться, учитывая, что посреди площади можно было увидеть кучу дров со столбом посередине. Рядом возвышался помост, явно построенный для тех, кто будет зачитывать обвинение. Я остро ощутил себя где-то в средних веках в моем прошлом мире, когда властвовала инквизиция и по всей Европе полыхали костры, на которых сжигали всех, кого подозревали в колдовстве.

Пробравшись ближе к центру, я цеплялся нитями то за одного, то за другого, пытаясь узнать как можно больше.

В какой-то момент толпа замолчала, а потом по ней прокатился шепот. Я обернулся в нужную сторону, наблюдая, как люди расходятся в стороны. Молчание продлилось не так долго. Вскоре люди загомонили.

Сначала я видел лишь небольшую лошадь, размерами едва превышающую пони. Эта лошадь тащила за собой телегу, на которой стояла клетка. В клетке сидела девочка, грязная, в порванной сорочке серого цвета. Она поджимала к себе ноги и испуганно оглядывалась по сторонам. Вскоре ей пришлось закрывать лицо и голову от комьев земли, полетевших в нее из толпы. Клетку сопровождали несколько стражников, которые даже не думали утихомиривать толпу.

Когда телега проехала мимо меня, то я поймал взгляд ребенка. У девочки были огромные и просто невероятные ярко-зеленые глаза. Стало сразу понятно, что у простого человека таких глаз не может быть никак. Кроме этого, девочка даже сейчас, будучи грязной, явно избитой, с перекошенным от ужаса лицом, выглядела очень красивой. Я живу в этом мире уже пару лет, но ни в Хоноре, ни в Нанодоре, ни в Мансуре я не встречал таких красивых детей. Ее не портили ни грязь, ни всклокоченные волосы, ни выражение лица.

Когда она встретилась со мной взглядом, то тут же словно застыла. А потом в ее глазах вспыхнула такая сильная надежда. Я видел, что она дернулась в мою сторону, но буквально заставила себя не шевелиться.

Я немедленно прикоснулся к ней нитью, считывая мелькающие с большой скоростью образы. Сразу стало понятно, что этот ребенок принял меня за такого же мага, который пришел, чтобы помочь.

Изначально я ничего подобного делать не собирался, но сейчас с кристальной ясностью понял, что не смогу смотреть, как толпа необразованных варваров губит простого ребенка. Конечно, я понял, что она маг, но это ведь ничего не значит. В первую очередь это напуганный ребенок. Перед глазами встало улыбающееся лицо моей дочери. Я старался не думать о ней, не вспоминать прошлую жизнь, понимая, что все эти мысли будут только мешать мне. Почему-то, рассчитывая отыскать способ уйти из этого мира с помощью портала, я ни разу не подумал, чтобы вернуться в мой старый мир. Почему? Такое впечатление, будто заранее знал: я не смогу туда попасть, как бы ни стремился к этому.

Сердито нахмурившись, я стал прислушиваться к эмоциям людей вокруг более тщательно. Не уверен, что прав, но, когда я шел сюда, пару раз ловил отличные от остальных эмоции.

Девочку к тому времени уже вытащили из клетки. Я видел, что стражник слишком сильно и резко дернул ребенка за руку, отчего та вскрикнула, чем привела толпу в полный восторг.

Я стиснул зубы, стараясь не прислушиваться к оскорбительным словам, то и дело раздающимся рядом. Я поражался той ненависти, что буквально сочилась из всех щелей. А ведь я так и не увидел в мыслях этих людей, что именно сделал этот ребенок. Она была вогуром. И абсолютно каждый считал, что этого вполне достаточно, чтобы умертвить ребенка самым страшным образом. Смерть через сожжение одна из самых болезненных.

Вскоре я нашел людей, эмоции которых отличались от остальных. Горечь, страх, гнев на людей вокруг, решимость, нетерпение. Я не стал ждать и тут же прочел их, тут же подбираясь. Портал не зря вывел меня сюда. Прокол я чувствовал, но где-то глубоко под землей.

На помост поднялся очень полный мужчина, начиная читать приговор со свитка. При этом он постоянно вытирал лицо платком, хмуро поглядывая узкими глазами то на небо, то на привязанного к столбу ребенка, словно это она была виновата в том, что идет дождь.

Я подошел к самой границе, тут же сдергивая со своей ауры щит и окутывая им девочку. Она вздрогнула и безошибочно посмотрела на меня. Я чуть стянул капюшон, чтобы ей было видно мое лицо, и улыбнулся, пытаясь подбодрить ребенка.