«Герой нашего времени»: не роман, а цикл

Завершение «Мертвых душ» Гоголь полагал еще более действенным орудием преобразования общества. В сохранившихся черновиках второго тома встречается тревожный вопрос: «Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово вперед?..» Не увидев вокруг себя такого человека, писатель дерзнул произнести это слово сам — и надломился под тяжестью поставленной перед собой задачи.

Чехов писал Суворину (27 октября 1888 года): «Требуя от художника сознательного отношения к работе, Вы правы, но Вы смешиваете два понятия: решение вопроса и правильная постановка вопроса. Только второе обязательно для художника. В “Анне Карениной” и в “Онегине” не решен ни один вопрос, но они Вас вполне удовлетворяют потому только, что все вопросы поставлены в них правильно. Суд обязан ставить правильно вопросы, а решают пусть присяжные, каждый на свой вкус…»500. Лермонтов практически предвосхитил такую мудрую позицию.

Но на правильно поставленные вопросы отнюдь не автоматически последуют правильные ответы. У исследователей возник интерес к определению общей тональности лермонтовского произведения. Тенденция общая, попытки ответов разные.

Чрезвычайно выразительно подводит итог печоринской жизни С. И. Кормилов: «“Герой нашего времени” — это еще и роман о том, как одаренный, талантливый человек остывает, шаг за шагом уходит из жизни, потому что исчерпал свои “силы необъятные” в погоне за призраками счастья и, хуже того, развлечениями»501. В отличие от ряда исследователей С. И. Кормилов убедительно полагает, что «эволюция Печорина идет вовсе не к демонизму. Когда жизненные силы постепенно оставляют его, в нем затухают одновременно и героическое, и демоническое, все, что подвигало его на головокружительные действия и беспощадный самоанализ. Так что в “Герое нашего времени” нет “оправдания зла” как такового, есть сочувственное изучение и объяснение сложного и неоднозначного психологического феномена» (с. 27). «Печорин “выдохся”, утратил всю свою духовную мощь, в прямом и буквальном смысле умер от скуки, не веря больше ни во что» (с. 31).

Т. Г Черная отмежевывает лермонтовского героя еще от одного символа. Печорин — «это не сверхчеловек (как у Ницше), даже не выдающаяся ни в историческом отношении, ни в любом человеческом понимании личность, а обыкновенный человек, отличающийся единственным важнейшим достоинством — активной духовной жизнью»502.

А вот неудачная попытка добавить оптимизма концовке книги. Б. М. Эйхенбаум полагает, что «повесть “Фаталист” играет роль эпилога, хотя… рассказанное здесь происшествие — вовсе не последнее… Эпилогом в этом смысле пришлось бы считать предисловие к “Журналу Печорина”, поскольку там сообщено о смерти героя… Однако такова сила и таково торжество искусства над логикой фактов — или, иначе, торжество сюжетосложения над фабулой. О смерти героя сообщено в середине романа — в виде простой биографической справки… Такое решение не только освободило автора от необходимости кончать роман гибелью героя, но дало ему право и возможность заключить его мажорной интонацией: Печорин не только спасся от гибели, но и совершил (впервые на протяжении романа) общеполезный смелый поступок… …герой в художественном (сюжетном) смысле не погибает: роман заканчивается перспективой в будущее — выходом героя из трагического состояния бездейственной обреченности (“я смелее иду вперед”). Вместо траурного марша звучат поздравления с победой над смертью — “и точно, было с чем!” — признается сам герой»503. Тут концовка книги представлена субъективно. Фраза героя — не вывод после поступка, а сформулированный ранее принцип. Поздравления герою имели место, но новелла заканчивается не ими, а сообщением о неудавшейся попытке общения с Максимом Максимычем. Последовавшая история с Бэлой и то, что рассказано в «Максиме Максимыче», что-то не выявляют желания героя закрепить «общеполезный поступок» как обретенный жизненный принцип. «Победную» концовку схватки с казаком-убийцей резонно оценить сдержаннее: «Это не значит, что в “Фаталисте” Печорин показан переродившимся, преодолевшим свою внутреннюю опустошенность»504.