Впрочем, официальный церемониал был краток. Невидимый оркестр, чтобы сделать приятное гостю, сыграл американский гимн, после чего «герольд» громким голосом поименно представил Гопкинсу весь комитет по встрече. «Джентльмен в мундире» действительно оказался командиром корабля кэптеном Малининым, Ватила Бе оказалась сама собой, белая девица с костистым лицом была отрекомендована как старший социоинженер с испанским именем Малинче Евксина, а «комиссар» и в самом деле представлял на этом космическом корабле интересы господина Сталина. Из факта его присутствия на этой встрече Гопкинс сделал вывод, что большевистский вождь полностью в курсе этих переговоров и никаких закулисных договоренностей с пришельцами достигнуть не удастся, на что бы там ни рассчитывал президент Рузвельт.
И на этом все… Официальная часть закончилась, дальше были только сами переговоры, проходящие в небольшой ярко освещенной комнате за круглым столом. Никаких окон с пейзажами окружающего космоса и прочих отвлекающих факторов там не имелось. Только герб пришельцев над тем местом, где сидел командир, и больше никаких украшений. Гопкинс подозревал, что обычно это помещение использовалось для совещаний командира со старшими офицерами корабля. По крайней мере, и мистер Малинин, и Ватила Бе, и Малинче Евксина привычно заняли за столом свои места, а «комиссар», который явно присутствовал на корабле недавно, при этом несколько замешкался, чем выдал свою неопытность.
Но самое интересное случилось позже. Когда все расселись, воздух за спиной командира, в углу, слева от герба, замерцал, и в нем появилось изображение еще одного подтянутого молодцеватого флотского офицера в летах. Гопкинс, не ожидавший подобного «фокуса», несколько оторопел, не в силах отвести взгляд от нового участника собрания, появление которого буквально из ниоткуда выглядело чистым колдовством.
– Это Ипатий, – на хорошем английском языке с оксфордким акцентом[15] небрежно пояснил кэптен Малинин, – искусственный интеллект нашего крейсера. В одном лице он представляет собой библиотеку, справочно-статистическую службу и устройство, которое быстро и с большой точностью делает прогноз развития той или иной ситуации…
– Так он… не живой? – ошарашенно спросил Гопкинс.
– Ну как вам сказать, мистер Гопкинс, – уклончиво ответил кэптен Малинин, – в каком-то смысле да, Ипатий действительно неживой, но в то же время вполне можно утверждать, что он живее всех живых. Его мышление вполне самостоятельно, и только отсутствие некоторых сугубо человеческих реакций не позволяет нам считать его полноправным членом экипажа.
– Я тут что-то вроде хорошо вышколенного британского дворецкого, – усмехнулась голограмма Ипатия, – доверенный слуга, который говорит хозяину всю правду в глаза, и почти член семьи, но в то же время являюсь лицом подчиненным. Мой разум сух и беспристрастен, но мне неведомы обычные человеческие чувства: любовь, страх и ненависть; я всего лишь решаю задачки из учебника и поэтому легко могу перейти ту грань, которая отделяет дозволенное от недозволенного. Если бы американский вопрос довелось решать мне, то исходя из того, что я знаю о вашей стране, я бы просто приказал стереть ее в мелкодисперсную пыль и поставил бы наконец точку в этой истории. Карфаген, то есть Вашингтон, должен быть разрушен. Но мое командование считает, что это не их метод, поэтому и плетет сейчас тут с вами кружева дипломатии. Впрочем, если эта деятельность окажется неудачной и мы с вами не договоримся, то без гнева и пристрастия в дело пойдет мой первоначальный план, ибо двум империям на одной планете не ужиться.
– Да, – подтвердил совершенно обескураженному Гопкинсу улыбающийся кэптен Малинин, – Ипатий прав. Мы не хотим решать вопрос радикально, тем более что почетная капитуляция побежденных, с точки зрения нашей имперской этики, даже приемлемее чистой военной победы. Более того, для нас это самый обычный путь завершения конфликта, и мы всегда рассматриваем наших сегодняшних противников как будущих подданных и граждан. Ведь при таком развитии событий погибает меньше разумных живых существ и разрушается меньше материальных ценностей. И лучше всего, если побежденная сторона осознает неизбежность своего поражения еще до того, как прозвучит первый выстрел.
– Это ультиматум, мистер Малинин? – спросил Гопкинс, ни на минуту не усомнившийся в реальности угрозы.
– Нет, мистер Гопкинс, – покачал тот головой, – пока что это только деловое предложение, лучшее из всех возможных, ибо дальше условия для вас будут лишь ухудшаться. Но к тому моменту как у Империи непосредственно дойдут руки до вашей Америки, у нас останется только одно предложение к ее руководству: «сдавайся или умри».
– Хорошо, мистер Малинин, – кивнул Гопкинс, – я готов выслушать ваше «деловое предложение», только сначала скажите, обладают ли полным набором человеческих реакций вот эти леди, которые сидят за одним с нами столом? А то, – по крайней мере, о мисс Ватиле, – я слышал, что она чрезвычайно кровожадна и безжалостна к побежденным врагам…