Георгий Данелия

В том же токаревском рассказе «Кино и вокруг» читаем: «Мы писали первую часть — высокогорную деревню, в которой живет наш герой. Деревушка — прообраз рая, где высокогорные луга небывалой красоты, красивая и добродетельная девушка играет на пианино, а по лугам бегают дети и с высоты вертолета кажутся цветным горошком. И все это так далеко от коммунизма.

Я сижу за машинкой и стучу как дятел. Резо Габриадзе меня не ценит, и все, что я предлагаю, ему не нравится. Он говорит так: „Это журнал ‘Юность’“, делая ударение на букве „о“. Журнал „Юность“ для Резо — это беспомощность и соцреализм. Я понимала, что Резо ревнует. Он не хотел делить славу на троих. Он хотел на двоих. Имел право. Я терпела».

В целом по «Мимино», как, пожалуй, ни по какому данелиевскому фильму, заметно, кто из соавторов за что отвечал. Начало про высокогорную деревушку — это, конечно, Габриадзе. Вся линия с Ларисой Ивановной — Токарева. Сам Данелия особенно чувствуется в гостиничных, судебных и заграничных сценах.

В прочих эпизодах вклад каждого из сценаристов, вероятно, присутствует в равных пропорциях, как, например, в этой издевательской пародии на обожаемое советским народом индийское кино (сцена из несуществующего болливудского фильма «Разбитое сердце», который крутит в своей деревне Мимино):

«Под пальмой стоял стол с золотыми ножками. На нем — рулетка. К рулетке подошел молодой человек прекрасной наружности, достал из портфеля толстую пачку денег и положил перед крупье — толстым человеком в голубом фраке и красной феске.

— Салям алейкум, — сказал он.

— Ты Али, сын бедняка Рустама, который влюбился в Сорею, дочь богача Максуда, и бросил родной дом и невесту? — спросил крупье.

— Да, я тот Али, который умирал от жажды в африканской пустыне, который перенес лихорадку в джунглях Бразилии. Я тот Али, который заживо гнил в соляных копях Борнео. Здесь все, что я заработал. Я ставлю на число „13“ и отдаю себя в руки Всевышнего!

Подошла мулатка с подносом. Раздалась тихая сладкая мелодия, и девушка исполнила танец живота.

Молодой человек простер руки к небу.

Шарик остановился перед цифрой „13“.

Под открытым небом была натянута простыня. Шло кино. На лавочках сидели дети, старики и старухи, собаки и куры. Показывал и переводил с русского на грузинский Валико. Переводил страстно. Почти пел. Лали стояла в стороне, возле дерева. Смотрела то на Валико, то на экран.

В изумрудном зале дворца стояли аристократы. Молодой человек подошел к старику в желтых шальварах и поставил перед ним четыре чемодана.

— Здесь миллиард, — сказал он и посмотрел на рыжую черноокую красавицу Сорею.

Сорея улыбнулась ему, сверкнув золотыми зубами.

— Вы человек не нашего круга, — сказал старик.

Молодой человек со слезами на глазах посмотрел на Сорею, достал из кармана пистолет и выстрелил себе в висок.

— Прощай, Сорея, — прошептал он и упал на мраморный пол.

— Вай! — выдохнули зрители.

Симпатичный человек в черном смокинге склонился над несчастным:

— Я выдающийся врач. Я могу вас вырвать из когтей смерти.

Умирающий открыл прекрасные глаза и прошептал:

— Кувшин можно склеить — разбитое сердце никогда.

Валико выключил проектор, смахнул слезу и объявил:

— Все! Кино кончилось!

Зрители не расходились. Сидели ошеломленные зрелищем, шмыгали носами.

От дерева отделилась Лали.

— Дети, — сказала она официальным тоном. — Завтра после уроков мы обсудим этот фильм. Прошу всех подготовиться. Тема: „Любовь и дружба в капиталистическом обществе“».

Как помнится по самому фильму «Мимино», этого «официального» окончания сцены в нем нет, что и немудрено: при произнесении в кадре подобных речей «красивая и добродетельная девушка» Лали, пожалуй, стала бы неотличима от управдомши Плющ из гайдаевской «Бриллиантовой руки».

Не попало в картину и кое-что из «московских» сценарных эпизодов:

«Огромный новенький ЗИЛ-131, выкрашенный оранжевым, остановился возле гостиницы „Олень“. Из него с вещами вылезли Валико и Хачикян.

— Ни двухместного, ни одноместного — ничего нет! — объяснила администратор гостиницы.

— А для них есть? — спросил Хачикян, указывая в сторону длинного стола, где группа молодых скромных ребят заполняла листки.

— Это спортсмены.

— Знаем, какие спортсмены, — улыбнулся Валико. — Десять минут назад я тоже был эндокринологом.

— Не знаю, кем вы были, но этот парень, — администратор показала на одного из ребят, — только что перепрыгнул через все эти чемоданы.

— Через эти? — переспросил Валико. — А если и я перепрыгну?

— Значит, и вы — спортсмен.

— Эти? — Валико показал на длинную вереницу чемоданов.

— Эти.

— Не надо, Валик-джан, — попросил Хачикян.

Но Валико разбежался и прыгнул. Зацепился ногой за пятый чемодан и рухнул лицом на каменный пол».

Вероятно, это падение вызывало бы неминуемый хохот в зале — но Данелия менее всего работал на подобный эффект. Возможно, режиссер не хотел дискредитировать сурового и гордого Валико столь унизительным трюком; однако в фильме есть кадр, где Мимино неловко поскальзывается и падает на катке (незапланированная осечка Кикабидзе?) на Чистых прудах.