Читаем Георгий Данелия полностью

Зато положительным образом «завязка» Данелии сказалась на том, что супруги практически перестали ссориться. Галина признавалась, что в первые годы совместной жизни муж сильно ревновал ее — и, как правило, под влиянием алкоголя: «Не секрет, было время, когда он много пил. Вот тогда мне приходилось выслушивать многое. Сейчас ревность он загнал глубоко, никогда ни видом, ни словом не попеняет».

Сам Данелия тоже не умалчивал о своей былой слабости и не стыдился ее. «Я не жалею, что в свое время пил. И не жалею, что бросил это занятие. Свои плюсы есть в каждом состоянии. Один большой чиновник как-то хорошо сказал по этому поводу: когда писатель перестает пить, он перестает писать. Выпившего творца куда только не занесет: то в женское общежитие, то в милицию. А трезвый он сидит на даче и никого кроме своего садовника не видит. В итоге писать не о чем, кроме воспоминаний о том времени, когда он пил».

При этом в фильмах Данелии пьют не так уж много и часто — по крайней мере не в большей степени, чем в картинах Гайдая или Рязанова. Бенжамен и Афоня — чуть ли не самые яркие примеры данелиевских выпивох.

Нет, конечно, пили и боцман Росомаха, и технолог Травкин, и Король с Герцогом…

Нередко у Данелии пили (а после часто пели да плясали) и дуэтами: Афоня пьянствовал с Федулом, Валико — с Рубиком, слесарь Харитонов — с профессором Хансеном…

В «Кин-дза-дза!» Данелия планировал напоить плюкан Би и Уэфа грузинской чачей, — но помешала антиалкогольная кампания, когда из всех фильмов нещадно вырезались «пьяные» сцены. В итоге студент Гедеван отправился в космос с нелепой бутылкой уксуса, а вовсе не чачи. Однако с алкоголем был связан важнейший поворот сюжета: ближе к концу напившиеся инопланетяне попадали не на Землю, а на враждебную им Альфу. В отсутствие чачи сценаристам пришлось напоить Уэфа и Би тормозной жидкостью, что в год выхода фильма выглядело даже актуальнее: при «сухом законе» народ употреблял и не такое.

Именно после съемок фильма «Кин-дза-дза!» Данелия закодировался у Довженко — и это сказалось в том числе и на творчестве режиссера. В последующих его фильмах тема выпивки если и поднималась, то разве что мельком.

<p>Глава десятая. «Резо рассказал про деревенского летчика…»</p>Габриадзе, Токарева: «Мимино»

«Как-то Резо рассказал про деревенского летчика, который на ночь прикрепляет вертолет к дереву цепью с замком, чтоб не украли. Мне эта история понравилась, и мы с Резо решили написать про этого летчика сценарий. Чтобы познакомиться с жизнью маленького провинциального аэропорта, поехали в город Телави — там был такой. Была там и комната отдыха летчиков с двумя койками. В ней мы с Резо и поселились. Вставали рано, пили теплое парное молоко. А потом лежали на летном поле, смотрели на небо, на далекие горы и сочиняли. Пахло сухой травой. Придумали немало забавного (кое-что потом вошло в фильм „Мимино“)».

Но вскоре Данелия был вырван из этой сочинительской идиллии срочными делами: сначала его отправили в США с фильмом «Афоня», затем у студентов из его режиссерской мастерской во ВГИКе начались экзамены.

А еще через какое-то время Данелия вдруг начал писать новый сценарий вместе с Викторией Токаревой. Забавно, что и в этом сценарии фигурировал вертолетчик — образ, судя по всему, крепко засевший у Георгия Николаевича в голове.

В автобиографическом рассказе «Кино и вокруг» Токарева пишет:

«Однажды мы с Данелией одновременно отдыхали в Доме творчества под Москвой. Гуляли, беседовали…

Я не знаю, о чем говорят люди, когда гуляют? О природе? О прочитанном? Мне всегда это было скучно. Мне было интересно сочинять. Выдумывать. Та же картина — у Данелии. Я бы сказала: та же самая история болезни. Ему тоже было интереснее всего сочинять свое будущее кино.

Я рассказывала про русскую деревню, в которую ездила отдыхать каждое лето, про соседскую девчонку Таньку, которая мечтала уехать в Ленинград. <…>

Слово по слову, мы стали сочинять историю, при этом уходили от реальности. Кому нужна жестокая реальность? А вымысел всегда можно подвинуть в любую сторону правды. Мы потащили свой вымысел в сторону итальянского фильма „Два гроша надежды“.

Мы стали сочинять про Таньку, которая влюбилась в вертолетчика и этой своей любовью доставляла ни в чем не повинному летчику массу хлопот. Вначале она послала ему повестку из милиции с требованием, чтобы он пришел на „сукино болото“, а когда летчик пришел, его там побили. Летчик стал избегать Таньку, тогда она забила свеклу в выхлопную трубу вертолета. Зачем? Чтобы летчик не улетел, а выслушал Таньку. Все кончилось тем, что вертолет рухнул и летчик едва не разбился.

Мы сочиняли с наслаждением, любили нашу героиню, сочувствовали вертолетчику, отдавали все наши симпатии простодушному Мишке. Мишка — непременный участник треугольника. Он оберегает Таньку: „Влюбишься, потом будешь всю жизнь несчастная…“

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство