Подобные взгляды были не только уделом авторов более поздних веков, стремившихся создать легенду о Генрихе. Томас Уолсингем, монах и хронист из Сент-Олбанса, чьи последние годы жизни совпали с периодом правления Генриха и чьи труды о нем были, в целом, весьма благоприятными, оставил краткий отчет о том, как народное мнение относилось к новому королю, когда он приступил к своим обязанностям. Хороший англичанин, каким он был, монах прокомментировал снежную пургу, в которую попали жители Лондона в то Страстное воскресенье, достаточно, как можно было подумать, чтобы приглушить празднования, обычно связанные с коронацией. Некоторые, по его словам, восприняли идущий снег как знак грядущих неприятностей. Другие (более здравомыслящие, добавил он) увидели в этих знамениях благоприятное предзнаменование: холод и снег положили конец трудным временам и привели к наступлению хороших, ибо зима, утверждал он, ссылаясь на Песнь Песней, уже прошла, а непогода закончилась[215]. Это был не просто литературный прием (хотя Уолсингем любил такие приемы): он представлял собой попытку передать что-то из ожиданий и надежд на хорошее правление, которые принесет воцарение двадцатишестилетнего Генриха, уже известного своим опытом управления (анонимный автор Gesta многозначительно отозвался о нем как о "молодом в годах, но старом в опыте" в это время)[216]. Коронация Генриха, в глазах многих, ознаменовала настоящее начало хороших времен.
Повышенное чувство ожидания передается и в другом эпизоде, о котором рассказывают и Ливио, и Псевдо-Эльмем, а именно: всего через три дня после смерти отца Генрих принял присягу на верность от знати (парламент, заседавший во время смерти Генриха IV, был распущен, но лорды все еще находились в Лондоне), что, как говорят, не имело прецедента и должно было подчеркнуть ожидания, которые знать возлагала на царствование, которое вот-вот должно было начаться. По этому случаю Генрих пообещал править на благо страны и если он потерпит неудачу, как он сказал, то предпочтет умереть и быть похороненным[217]. Оптимизм витал в воздухе. Это был человек, который серьезно относился к своим обязанностям. История, записанная в хронике Brut, которая, возможно, датируется двадцатью годами позже, об увольнении новым королем своих беспутных друзей и продвижении по службе тех немногих, кто ранее осмеливался критиковать его образ жизни, была еще одним способом показать, что воцарение Генриха ознаменовало собой разрыв с прошлым[218]. Теперь люди с надеждой смотрели в будущее.
О церемониях, сопровождавших коронацию Генриха V (в отличие от коронации ряда других королей), известно относительно немного[219]. За два дня до этого, 7 апреля, Генрих прибыл в Лондон, где его встречала процессия из многочисленных лордов и рыцарей, а также духовенства и горожан. В Тауэре его ожидали около пятидесяти молодых людей, все они надеялись получить рыцарское звание из рук нового короля; они прислуживали за столами во время пира, который состоялся вечером. На следующее утро, отслужив мессу, все они в великолепных одеждах приехали к королевским апартаментам, где ожидали короля, который и посвятил их в рыцари[220]. Позже в тот же день они сопровождали короля по улицам Лондона, когда он ехал в Вестминстер, где его встретила процессия перед дворцом, в котором он намеревался провести ночь в молитве, готовясь к помазанию на следующий день.