Гений столичного сыска

Поела без привычного удовольствия: на душе было муторно, будто случилось что-то нехорошее, о чем она еще не знала. В желании поднять настроение достала абрикосовскую шоколадку, сняла с нее обертку, откусила малость. Ожидаемого вкуса не почувствовала и вместо обычной сладости ощутила неприятную горечь.

Потом минут двадцать сидела, уставившись в окошко, посматривая на прохожих. Настроение понемногу стало выравниваться, возможно, она просидела бы и больше, если бы не настойчивый стук в дверь. Вставать и открывать не хотелось. Но стук повторился, и ей пришлось подойти к двери.

– Кто там? – хмуро спросила Катька-шоколадница.

– Откройте, полиция, – последовал ответ.

Катерина в тревожном ожидании открыла дверь.

– Помощник пристава Московской полицейской части коллежский секретарь Голубицкий, – представился первый полицейский и вошел в прихожую. За ним вошли еще двое полицейских, потом двое мужчин, немного Катерине знакомых, которые первыми поздоровались, и следом… Никаша.

– Это она, – заявил он, указывая пальцем на Катерину.

– Ваше имя Екатерина Силантьевна Гудкова? – строго посмотрел на Катьку-шоколадницу помощник пристава.

– Да, – ответила она.

– Вот постановление на обыск, – показал ей бумагу Голубицкий. На что Катерина лишь сморгнула.

– Приступайте, – обернулся к полицейским помощник пристава. И первым прошел в комнату.

* * *

Московский коммивояжер Никанор Ервандович Аветисян, проснувшись, из вчерашнего помнил далеко не все. Помнил, что ужинал в гостиничном ресторане с коньяком, поскольку был повод: он продал почти весь товар, что брал с собой в качестве образцов. Заработать удалось триста сорок рубликов. А это немало! Как не отметить такую удачу?

После ресторана захотелось женской ласки и вообще приятного во всех отношениях отдыха в какой-нибудь уютной квартирке. Самое время осуществить одно не совсем целомудренное желание, которое можно было реализовать только с женщиной легкого поведения. Повстречав в ресторане своего старого знакомого по коммерческой части Семена Порожняка, большого ценителя борделей, Никанор Ервандович без обиняков спросил:

– А не знаешь ли, где можно получить женскую ласку, но чтобы это был не притон какой-нибудь, а приличная квартирка?

– Отчего же не знаю? Знаю!

– Мне надо, чтобы девица умела все, – заговорщицки понизил голос Никанор Ервандович.

– Знаю и такую, – еще больше осклабился Сема.

– А адрес ее знаешь? – едва не шепотом спросил Аветисян.

– И адрес знаю… – был ответ.

Извозчик по названному адресу домчал быстро, благо ехать было всего ничего. Снедаемый нетерпением, Никанор Ервандович поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Открыла ему небольшого росточка рыжеватая девица в муслиновом пеньюаре, прозрачном настолько, что мужскому воображению нечего было и домысливать.

– Вы Катерина? – спросил Никанор Ервандович.

– Ага, – ответила Катька-шоколадница.

– Я Никаша, – заявил гость. – Мне ваш адрес подсказал мой приятель Семен Порожняк. Дело в том, что мне хотелось бы…

И тут Никанор Ервандович без обиняков поведал то, что он хочет получить от хозяйки квартиры. На что слегка удивленная Катька-шоколадница ответила, что такое, наверное, возможно, и потребовала от него за все про все синенькую, то бишь пять рублей.

Он положил банкноту в протянутую ладошку Катьки-шоколадницы, разделся, ну и началось! Сказать, что он был в восторге от происходящего, – не сказать ничего. Океан неги и блаженства обрушился на него; мир исчез, все пространство заняли их тела и глаза Катерины с огромными зрачками, в упор смотрящими на него. Кто-то из них двоих стонал, кто-то хрипел и рычал по-звериному, но, кто точно, понять было невозможно. Так продолжалось не более четверти часа…

Кажется, потом они пили вино, а вот что было после – как отрезало.

Никанор Ервандович совершенно не помнил, как вышел от Катьки, как добрался до гостиницы и плюхнулся, не раздеваясь, прямо в ботинках, на диван.

И только потом, когда он проснулся, его прошиб холодный пот: деньги!

Никанор вскочил с дивана и сунулся в правый карман сюртука, где обычно носил портмоне. Пусто! Ощупал другие карманы, залез даже во внутренний карман сюртука, хотя портмоне в него бы не поместилось.

Денег нигде не было…

Сорок рублей он мог и прокутить, но где еще три сотни? Когда он расплачивался с Катькой-шоколадницей, деньги были на месте. Никанор Ервандович стал вспоминать, что делал после того, как вышел от проститутки. Однако память возвращалась к нему с большим с трудом и сильно размытыми мазками.

Вот он выходит из дома Катьки. Улицы пустынны, он решает идти пешком, благо от Краснорядской до Соборной – всего лишь площадь перейти да два квартала протопать.

Встречал ли он кого по дороге?

Кажется, нет. Точно, не встречал.

А в гостинице?

Тоже вроде никого. Поднялся к себе, открыл номер и плюхнулся на диван.

Когда он был у Катьки-шоколадницы, портмоне с деньгами у него еще имелось. На улице он ни с кем не встречался, пришел в гостиницу, а портмоне уже не было. Выходит, что деньги все-таки сперла Катька! Больше некому…