Генезис

Я, конечно, подозревал, что провел в отключке приличное количество времени, но рассчитывал на полдня, максимум на день. И все эти надежды были вдребезги разбиты, когда я добежал (вернее, доковылял) до зеркала. Из этого завсегдатая дамских комнат на меня смотрело вовсе не лицо молодого мужчины, а нечто невразумительное, больше похожее на обезьянью морду. Волосы отросли и теперь закрывали плечи, спутанная борода больше походила на привет арабским странам, а единственным свободным местом от растительности были нос и глаза. С неким трепетом ощупывая некогда девственно гладкое лицо, я с каждой секундой терял хладнокровие. Возможно, именно поэтому я не обратил внимания на истошный визг, свист ветра и цветок боли на затылке. Когда же я заваливался на бок, то успел увидеть одну из служанок, до белых костяшек сжимающую в руках некое подобие сковородки.

Что ж, прогресс налицо. На три странные побудки у меня одна нормальная. Обычно я списывал это на частые посещения лекарского корпуса, но сейчас просто уверен в том, что за хорошее утро нужно заплатить больным организмом. Не открывая глаз, я подвернул под себя обнаружившееся одеяло и, уткнувшись лицом в подушку, решил продолжить пускать пузыри. И мне бы это удалось, если бы не страшная картина, так некстати всплывшая в непокорном сознании. Узрев лицо, больше похожее на не самую кошерную часть тела какого-нибудь гамадрила, я как ошпаренный, извернувшись ужом, принял сидячее положение и стал лихорадочно ощупывать свои щеки. Как ни странно, ничего, кроме нещадно горевшей кожи, я не обнаружил.

Оглядевшись, осознал себя сидящим на довольно просторной кровати в не самой большой комнате из тех, что я видел в имперских поместьях. Так себе помещеньице. Не больше полусотни квадратных метров. На стенах — портреты каких-то людей. Вот на меня с презрительной усмешкой смотрит милая леди с золотистыми волосами и карими глазами. Чуть повыше можно увидеть тучного мужчину; впрочем, полнота не мешает ему выпячивать грудь, на которой сложно найти место, куда можно было бы приткнуть очередной орден, коих у него в достатке.

Наверняка все это знаменитые личности, некогда побывавшие в этой комнатке. Так вроде принято у местной знати. Если побывал у тебя на огоньке один из представителей дворянства, будь любезен повесить его портрет в гостевых апартаментах.

Но искал я вовсе не признаки популярности своего учителя, а весьма необходимый предмет утреннего туалета. И, о чудо, он нашелся на тумбочке, стоявшей у изголовья кровати. Схватив маленькое зеркальце, я стал осматривать глядевшую на меня физиономию. Ну ничего так, все так же не красавец, но и не урод. Вполне себе стандартная внешность. Разве что теперь, после всех моих приключений, лицо приобрело несколько новых штрихов. Тонкий шрам на правой скуле — кажется, мне туда Младший заехал латной перчаткой. Ух и отдубасили мы тогда друг друга! А повод… а повод я уже и не помню.

На виске тоже видна изогнутая линия. Помнится, на мальгромской стене один из защитников рассек мне шлем и оставил эту отметину. Небольшая полоска на левой ноздре, разрезанной при приготовлении каши. Наука начинающим кашеварам — не вытирайте нос, держа в руке походный нож. И в дополнение ко всему прибавились впалые щеки, как у самого последнего рыночного побирушки. М-да, похоже, следующую неделю я не буду вылезать из таверны.

Отложив зеркальце, я потянулся и, откинув одеяло, встал с кровати. Но как бы я ни искал штаны или рубаху, так ничего и не смог найти.

— Даже подштанников лишили, — недовольно пробурчал я. — Гады бездушные.

Еще немного покорив местных заправил, я подошел к длинному шнуру и от души дернул за него. И так много души было вложено в этот посыл, что уже спустя минуту высокая трехметровая дверь (хотя по стандартам местной архитектуры, если дверь в спальню меньше этих трех метров, значит, вас поселили не в покои, а в чулан) отворилась и на пороге показалась одна из служанок. Я не стеснительный, но с небывалой даже для себя скоростью сдернул с кровати покрывало и, обмотавшись самопальной тогой, принял позу греческого сенатора. Высоко вздернул подбородок и скрестил руки на груди.

Служанка, прыснув в кулачок, широко открыла глаза и, олицетворяя собой саму невинность, спросила:

— Господин чего-то хотел?

— Да. Не могли бы вы принести мне одежду? — проговорил я тоном, полным безразличия, будто стоять голым перед девушкой, обмотавшись одним лишь покрывалом, было для меня нормой. И все бы прошло на «отлично», но в последнее время невезение стало моей второй тенью. Неподатливая роба решила, что ей пора обратно, и слетела на пол в самый неподходящий момент. Пришлось играть ва-банк. Не меняя позы, тона и выражения лица, я добавил: — И что-нибудь поесть, пожалуйста.

Служанка оказалась своей в доску. Приняв правила игры, она выполнила вычурный реверанс и на дворцовый манер, вздернув носик, ответила:

— Одежду сейчас принесем, а завтрак вы уже пропустили. И будьте любезны, дождитесь управляющего, у него к вам есть неотложное дело.

После этого она звонко рассмеялась и закрыла за собой дверь.