Генералы шального азарта

Завершила свое выступление исполнительница оригинального шантеклера Феодора Курицына со сценическим именем Эльма Этьен, а салонные жонглеры супруги Пащенко продемонстрировали свое умение жонглировать одновременно двумя яблоками, театральным биноклем и бутылкой «Вдовы Клико».

Когда началось представление комических куплетистов Романа Каца и Константина Кукушкинда, певших что-то касательно городской Управы, мимо столика, за которым сидели Огонь-Догановский и Плейшнер, прошел плотного телосложения господин. Кажется, он полез в жилетный карман за часами, дабы взглянуть на время, и в это время выронил из бокового кармана сюртука портмоне. Оно шлепнулось недалеко от места, где сидел Алексей Васильевич. Тот нагнулся за ним, дабы поднять и вручить потерю плотному господину, но когда выпрямился – того уже простыл и след. Огонь-Догановский даже привстал со своего места, дабы оглядеть веранду; то же самое проделал и господин Плейшнер, однако господина, утерявшего портмоне, нигде не было видно.

– Куда же он подевался? – в недоумении спросил Огонь-Догановский. – Вы его видите?

– Нет, – ответил Плейшнер.

– А что мы будем делать с этим? – посмотрел на пузатенькое портмоне Алексей Васильевич.

– А сколько там? – задал, верно, очень интересующий его вопрос Иван Яковлевич.

Огонь-Догановский раскрыл портмоне и ахнул: все его отделения были заполнены разного достоинства казначейскими билетами.

– Ничего себе, – произнес Плейшнер, зачарованно глядя на сложенные пополам купюры. – Это сколько же здесь?

– А кто его знает? – пожал плечами Огонь-Догановский. – Тысяч десять, а то и поболее, надо полагать.

– И что мы с ними будем делать? – заинтересованно спросил Плейшнер. – Может, поделим между собой?

– Ну, Иван Яковлевич, это же не наше, – наставительно произнес Алексей Васильевич. – К тому же мы видели, что это портмоне утеряли. И видели – кто. Отдадим ресторатору. Тот молодой плотный человек, что потерял портмоне, наверняка спохватится, вернется сюда и получит свое портмоне в целости и сохранности.

– Мы-то отдадим, а не присвоит ли его себе ресторатор? – задал резонный вопрос Плейшнер.

– Ну, мы же сможем потом спросить с него, отдал он портмоне или не отдал, – заметил на это Огонь-Догановский не очень твердо.

– А он нам ответит: отдал-де, господа, конечно, отдал. Однако мы никогда не узнаем, правду он нам говорит или нет.

– Тоже верно, – после некоторого раздумья ответил Алексей Васильевич. – А что там, кроме денег, больше ничего нет?

Плейшнер повертел в руках портмоне и достал из небольшого кармашка несколько одинаковых визитных карточек.

– Вот, – протянул он Алексею Васильевичу одну из карточек. – Гляньте.

– Сергей Васильевич Луговской, надворный советник, – прочитал Огонь-Догановский. – Здесь и адрес его имеется… Что будем делать?

– Ну, я не знаю… – неопределенно ответил Плейшнер. Он был явно разочарован, что они не поделили найденные деньги. Будь он один и найди он это портмоне, он, несомненно, взял бы его себе без малейшего сомнения и колебаний.

– Вы в данный момент что намерены делать? – спросил Плейшнера Огонь-Догановский.

– Я? Да ничего, собственно, – ответил Иван Яковлевич. – Я абсолютно свободен.

– Вот и славно. Может, сделаем доброе дело? – посмотрел на него Алексей Васильевич. – Отвезем портмоне его владельцу?

– Отчего же не отвезти, – с некоторой печалью в голосе согласился Плейшнер. – Можно и отвезти.

– Вы расстроились? – спросил своего нового друга Огонь-Догановский, когда они, рассчитавшись, поднялись из-за стола.

– Нет, ну что вы! – ответил Плейшнер, стараясь придать голосу бодрости. – Нисколько.

– Вот и правильно, – ответил Алексей Васильевич. – Мы делаем доброе дело, которое, несомненно, зачтется нам, когда мы предстанем пред Всевышним.

– Да уж, – только и ответил Плейшнер. Поскольку он предпочитал, чтобы все блага, которыми располагает жизнь, имелись бы у него сейчас, в обозримом настоящем, а не потом, в будущей загробной жизни. Да и вообще, существует ли она, загробная жизнь?

* * *

– Не ожидал, – Сергей Васильевич Луговской, казалось, был просто сражен самим фактом возвращения портмоне совершенно неизвестными ему людьми. Он нервически ходил из угла в угол и переводил восхищенный взгляд с Огонь-Догановского на Плейшнера и обратно. – Более того, я не мог и предполагать, что в наше «свинцовое» время, как сказал бы французский мыслитель Мишель Монтень, когда не только сама добродетель, но даже понятие о ней являются вещами неведомыми, вдруг находятся люди, которые… которые…

Сергей Викторович очень волновался и не договорил фразу. Огонь-Догановский смущенно смотрел в пол, а вот господин Плейшнер явно гордился собой. Оказалось, что делать добрые дела приятно.

– Мы просто сделали то, что посчитали нужным и правильным, – произнес он, не заметив, конечно, короткой усмешки, которая буквально на одно мгновение скривила губы Огонь-Догановского. – Это был наш долг. Долг честных людей…

– Дорогие вы мои! – воскликнул Луговской. – Я… Я крайне признателен вам и желал бы отблагодарить вас.