Генералы шального азарта

Он еще позвонил, и еще. Наконец, двери особняка раскрылись, и в проем высунулась всклокоченная голова давно небритого мужика.

– Чаво тебе? – спросила голова и уставилась на Плейшнера парой серо-голубых глаз с темными ободками.

– Я к господину Луговскому… Сергею Васильевичу.

– Таких здеся не имеется, – сказала голова, и дверной проем стал медленно суживаться.

– Погодите, погодите, – придержал дверь рукой Иван Яковлевич. – Как же не имеется?

– А так, нету, – ответила голова. – Был таковский, да съехал…

– Как съехал? Куда съехал? – заволновался Плейшнер.

– А мне почем знать? – задал совершенно резонный вопрос небритый мужик и предпринял новую попытку закрыть дверь.

Где-то внизу живота Ивана Яковлевича образовалась пустота, которая немедленно стала заполняться холодом. В голове помутилось. Ноги сделались ватными и отказывались повиноваться. Плейшнеру едва удалось совершить движение рукой, чтобы придержать дверь:

– Погодите, ради Бога.

– Ну, – без тени сочувствия отозвался мужик.

– Мне нужно видеть Сергея Васильевича Луговского, – с трудом справился с прыгающими губами Плейшнер.

– Уже говорено: ево нету. Съехали оне.

– Когда?

– Да поболе недели уже будет.

– А куда?! – в отчаянии спросил Плейшнер.

– Барин, да откудова мне-то знать? Чай, я ему не начальство какое.

– Разве не он владелец этой усадьбы? – ненужные уже вопросы все же сыпались из Плейшнера нескончаемым потоком, и каждый ответ небритого мужика делал ситуацию все хуже и все безнадежнее.

– Не евонная.

– А кто владелец?

– Хозяева, – ответил мужик.

– Какие хозяева?

– Которые в Ингренмарландии.

– Боже мой, – выдохнул в изнеможении Иван Яковлевич. – А где Луговской?

– Ну, барин, ты совсем непонятливый какой-то. Тебе же русским языком говорено, что никакого Луговского здеся не водится. Съехали оне. И куды – мне неведомо. Оне мне не докладывались, – добавил мужик и криво усмехнулся.

– А граф? Он здесь был сегодня? – ухватился за последнюю надежду, как утопающий за соломинку, Плейшнер.

– Нету, – уже грубо ответил мужик. – Никаких графьев здеся не было и нету.

И закрыл дверь.

Ноги не держали. Мелкими иголками кололо левую сторону груди. В голове было гулко и пусто.

Иван Яковлевич присел прямо на крылечные ступени. Было похоже, что он все понял. Понял, что его облапошили, как наивного простака, и что господин Луговской, «граф» и его новый приятель, с которым они нашли в Панаевском саду это злосчастное портмоне, – суть звенья одной цепи, то есть несомненные аферисты и мошенники. Ведь Иван Яковлевич был только жадным и алчным до денег господином. Но отнюдь не тупым…

О чем он думал? Этого нам неведомо. Известно лишь то, что через несколько минут он тяжело поднялся и, понурившись и уронив голову на грудь, поплелся на почту телеграфировать баронессе Жерар де Левинсон следующие строки:

«Госпожа баронесса Ксения Михайловна. Поддавшись на уговоры и обещание высоких процентов быстрой прибыли ради процветания Вашей банкирской конторы, передал всю имеющуюся в конторе наличность надворному советнику Луговскому, биржевому игроку, принудившему меня это сделать обманным путем. Получив деньги, Луговской и остальные двое мошенников скрылись вместе с деньгами. Нахожусь на грани отчаяния и полного банкротства. Необходима Ваша помощь.

Плейшнер».

Денег на телеграмму он не пожалел…

* * *