Генерал-предатель

Гаунт вздохнул. — Я думаю, — начал он, подбирая слова. — Я думаю, возможно, понятные извилистые линии связи между ячейками сопротивления Гереона и Разведкой Гвардии были даже менее адекватны, чем мы надеялись.

— Я не понимаю, — сказал Ландерсон.

— Двенадцать специалистов, майор. Двенадцать. Вы видели их всех, вы сами их посчитали. Мы не передовая группа. Мы – все, что есть.

— Сэр?

— Больше никого не будет. Мы встретились сегодня ночью не для того, чтобы вымостить путь для победоносной армии освобождения. Ваша главная задача встретиться с моей командой и провести нас в подполье, чтобы мы могли выполнить параметры нашей миссии.

Ландерсон почувствовал легкий шум в голове. Головокружение. Он отодвинул стул от стола и тяжело сел.

— Я не понимаю, — повторил он. — Я думал...

— Я представляю, что вы думали. Мне жаль, что развеял ваши надежды. Мы – все, что прибыло, майор.

Теперь, мне нужно, чтобы вы выполнили свою часть и провели нас внутрь. Вы можете это сделать? — Ландерсон покачал головой.

— Это значит нет?

— Нет, нет. — Ландерсон поднял взгляд. — Я просто... это не то, чего я ожидал. Это не то, что каждый... Я имею ввиду, мы предполагали. Полковник сказал... Я... — Он затих. — Что за миссия?

— Я не собираюсь вам этого говорить, Ландерсон. Даже намекать не буду, пока не узнаю вас лучше. И даже тогда, может и не скажу. Я так же напуган тем, чем вы можете быть, как и вы тем, чем могу быть я. Давайте не будем об этом. Прямо сейчас мне нужно, чтобы вы сделали так, как вы были проинструктированы, и мы сможем продолжить. Я могу сказать вам, что мне нужно установить контакт с Баллератом, или его доверенным лицом, или с лидером другой ячейки в области Инейрон Таун. Я, так же, могу вам сказать, что, пока любой из старших контактов сопротивления не проинформирует меня по-другому, мне нужна свободная и секретная линия проникновения в центральный район Лектики. И еще я могу сказать вам, что параметры миссии были выданы мне напрямую Лордом Генералом Бартолом Вон Войтцем из Пятой Армии Крестового Похода, одобренные лично Магистром Войны Макаротом.

— Это какое-то дерьмо, — резко бросил Ландерсон, поднимаясь.

— Сядьте.

— Это не то, в чем мы нуждаемся! Это не то, чего ожидал Гереон...

— Сядьте.

Ландерсон повернулся к Гаунту, его пальцы согнулись, как крючки, слезы стояли в глазах. — Вы пришли сюда с этим дерьмом? Какая-то дерьмовая секретная миссия, что вы даже не можете ни слова о ней сказать? Да пошел ты! Мы страдаем! Мы умираем! Миллионы умерли! Ты знаешь, что эти ублюдки сделали с нами?

— Да, — спокойно сказал Гаунт.

— Нихрена я так не думаю! Вторжение? Резня? Лагеря смерти? Твари, которых они вогнали нам в плоть, чтобы держать нас на привязи? Омерзительная пропаганда, которую они обрушивают из громкоговорителей каждый час дня и ночи? Остались лишь немногие из нас, кто может мыслить здраво, нас чертовски мало, рискующих жизнями каждый день, чтобы поддерживать сопротивление! Рейд – тут, бомбардировка – там, товарищи вырезаны, уведены для допросов или еще хуже! И как ты думаешь, что нас заставляло идти дальше? Что, черт возьми, нас заставляло идти дальше?

— Мысли об освобождении.

— Мысли об освобождении! Да, сэр! Да, черт тебя дери, сэр! Каждый день! Каждый из шестиста и четырех дней! Шестьсот и, черт возьми, пять уже! Дни Боли! У нас есть календарь! Чертов календарь! Шестьсот пять дней боли и смерти, и мучений...

— Ландерсон...

— Ты знаешь, что я делаю? — спросил Ландерсон, вытирая рот, его руки тряслись. — Ты знаешь, что чертовы ординалы заставляют меня делать? Мне дали согласие работать в Айконоклаве! Ты знаешь, что это значит?

— Нет, — сказал Гаунт.

— Это значит, что мне разрешили приходить туда, что раньше было городской ратушей, на двенадцать часов каждый день и кувалдой разбивать любые символы Империума, которые приносят эти ублюдки! Статуи... почетные знаки... штандарты... инсигнии... я должен измельчать их в пыль! И они разрешили мне делать это! Они разрешили мне! Это выглядит, как особая честь для тех, кому дали согласие на это! Гордость! Роскошь для доверенных лиц! Потому что либо так, либо попасть в пасть мясоперерабатывающих заводов и, знаешь ли, я лучше разобью статую Святого Киодруса на осколки, чем меня утащат туда!

— Я понимаю... — начал Гаунт.

— Нет, не понимаешь!

Гаунт поднял руку в черной перчатке. — Нет, не понимаю. Я даже и не начал понимать, на что это похоже. Я не начал понимать боль, страдания, муки. И я, определенно, не понимаю выбор, который тебе пришлось сделать. Но я понимаю твое разочарование.

— Ну конечно? — горько рассмеялся Ландерсон.

Гаунт кивнул. — Ты хотел, чтобы мы были вашим спасением. Ты думал, что мы передовые указатели для сил крестового похода, который идет освободить вас. Это не так, и я могу понять, почему это причиняет боль.

— Да что ты знаешь?

— Я знаю, потому что однажды оставил мир Хаосу.

— И что с ним случилось? — тихо спросил Ландерсон.