Читаем Генерал Ермолов полностью

   — Не стреляй, казак! — закричали из-за двери. На этот раз голос показался Фёдору знакомым. Но на размышления времени не оставалось. Он оставил ружьё лежать на стропиле, пистолеты засунул за пояс, холодное лезвие осиротевшей Ксении зажал зубами.

Ему удалось ухватиться за обрешётку крыши. Подгнившая доска прогнулась, угрожающе затрещала, но не обломилась. Через несколько мгновений казак лежал, прижимаясь лицом ко влажному дерновому покрытию кровли. Прямо перед ним, обнажённый по пояс и бритоголовый, сидел абрек. Мохнатая верёвка аркана толстыми кольцами свисала с его мускулистого предплечья. Окладистая, иссиня-чёрная кучерявая борода прикрывала его шею и верхнюю часть бледной, покрытой буйной растительностью груди. Фёдору доводилось видеть этого человека ранее. И месяца не минуло ещё с той поры, когда этот абрек вместе с товарищами пытался при помощи тарана пробить ворота крепости Дарьял. Ещё мгновение — и петля аркана, брошенная опытной рукой, сдавила шею казака. Ксения с печальным звоном катилась по крыше до тех пор, пока не исчезла за её обрезом. Фёдор успел метнуть в абрека кинжал, но тот уклонился от лезвия. Абрек натягивал верёвку, злая петля впивалась в шею, сдавливала, душила.

— Хватит, довольно... — прохрипел Фёдор посиневшими губами. — Веди меня к Йовте, татарин. Пусть будет по-вашему.

* * *

Исламбек оказался отменным наездником. Он и его кобыла по имени Чиагаран[22] носились по горам, по-над пропастями, единым духом преодолевая крутые подъёмы, кубарем скатываясь в тёмные ущелья. Фёдору казалось порой, что седло Чиагаран пусто, что наездник давно вывалился из него, сгинул меж диких скал, унесён бурным потоком Ардона. Но Исламбек был там, в седле. Казалось, нет в мире силы, способной вырвать из стремян его изуродованные болезнью ноги. Казалось, не ведает он страха, голода, усталости, не рассуждает, не надеется, не сомневается, а просто так живёт. Просто вся жизнь его — нескончаемая скачка. Куда? Зачем? Ему нет дела до размышлений, дурманящих умные головы, нет дела до мелочных расчётов трусливых душонок. Сколько раз смерть подходила к нему, укладывалась рядом на жёсткую подстилку у очага, обнимала, манила, обещая скорое облегчение, пугала множеством ужасных личин. Отняла близких, но не по зубам старой оказался парнишка из аула Кюрк — внук очень злого человека. И всего-то у него осталось в этой жизни: дедово турецкое ружьё и Чиагаран — Пляска. Невнятной серовато-бурой масти, Чиагаран сливалась со склонами гор, бесследно растворялась в зарослях. Её местоположение можно было определить лишь по дробному топоту, да клубам вздымаемой копытами пыли.

Исламбек — кривобокий замарашка, молчаливый, пытливый и любознательный, то неотлучно следовал за мрачным Али, то уносился прочь верхом на Чиагаран. Он первым преодолевал бурные речки и опасные осыпи, взбирался по узким тропкам на неприступные скалы, умел находить пищу на голых обледенелых склонах. Фёдор быстро сообразил, что мальчишка кроме наречий нахчи и кураха, хорошо понимает и русскую речь, на которой часто говорили друг с другом Фёдор и Мажит.

Рахим нанялся на службу к Гасану-аге за плату. За время путешествия из окрестностей Хан-Кале к Дарьялу курахский рыцарь разжился имуществом. Верблюды тащили окованные железом, тяжёлые сундуки. Медные колокольцы звенели на их шеях, бренчала в сундуках военная добыча, блестел на груди Рахима помятый бронзовый нагрудник. Великодушный Гасан-ага наградил нового сподвижника взятым в бою доспехом: нагрудник и шлем с сетчатым назатыльником, булатный клинок в простых деревянных ножнах придали облику кюркского кабатчика величавую воинственность. Буланый конь под ним, немолодой и смешанных кровей, гордо вскидывал голову, гулко стуча новыми подковами в гранитные бока суровых утёсов.

* * *

Именно их, Исламбека и Рахима, Фёдор увидел первыми. Оба шли на рысях по мелководью. Копыта их коней поднимали в воздух фонтаны брызг.

   — Твой хозяин идёт следом за ним, — ворчал Йовта. — С ним полоумная девка — племянница Лорса-прощелыги и её брат — ни на что не годный бродяга. Один лишь Али из всех них достоин уважения, он истинный поборник Аллаха и отважный воин. Ты готов, Нариман?

Последний вопрос Йовта адресовал одному из своих сподвижников. Тот самый абрек, что заарканил Фёдора на крыше башни, держал наготове длинноствольное турецкое ружьё. Рахим и Исламбек приблизились настолько, что хорошо стали видны и счастливая улыбка на лице мальчишки, и заострённое чеканное наносье рахимова шлема.

   — Стреляй! — благодушно молвил Йовта. Звук выстрела поднял в воздух стаю задремавших падальщиков. Рахим, вскрикнув, повалился влево, в воды Ардона. Наверное, это рана помешала кюркскому кабатчику в последний раз побороться за жизнь. Он несколько раз взмахнул руками, пытаясь высвободить тело из объятий быстрой воды, потом ослабел. Вода закружила его и понесла прочь.

Исламбек продолжал скакать вперёд по излучине реки. Он, как смог, высоко приподнялся в стременах, всматриваясь в склоны холмов перед собой. Мальчишка истово махал им белым платком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии