Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы. Вероятно, они были убиты посредством размозжения головы каким-нибудь блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались…
Пытка киевских чекистов из китайцев:
Пытаемого привязывали к стене или столбу; потом к нему привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины. Через другое отверстие в нее сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой и к нему подносился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующего дня, пока жертва не умирала…
По отчетам «Деникинской комиссии», в Харькове чекисты скальпировали арестантов и снимали перчатки с кистей рук. В Воронеже сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали. На лбу узникам выжигали пятиугольную звезду, священникам надевали на голову венок из колючей проволоки. В Царицыне и Камышине – пилили кости. В Кременчуге всех священников сажали на кол, как и в Полтаве, где царил чекист по прозвищу «Гришка проститутка», однажды за день он посадил на кол восемнадцать монахов. В Екатеринославе – распинали и били камнями.
Одесские чекисты пытались превзойти харьковского Саенко и «Гришку проститутку»:
Офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку…
Здесь среди палачей выделялся негр Джонстон, как «специалист» выписанный из Москвы, который сдирал кожу с живых перед казнью.
Женщины-палачки, типа таганрогских «сестер милосердия», представляли особо дьявольскую чекистскую галерею. С Джонстоном в Одессе могла конкурировать только молоденькая девушка Вера Гребеннюкова по кличке «Дора», она вырывала волосы, отрубала конечности, уши, выворачивала скулы. Вот еще одна красная одесситка: Главным палачом была женщина-латышка с звероподобным лицом; заключенные звали ее «мопсом». Носила эта женщина-садистка обязательно два нагана. С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку… или председательница Унечской Ч. К. «зверь, а не человек», являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талии и шашкой в руке… В Рыбинске есть свой «зверь» в облике женщины – некая «Зина». Есть такая же в Екатеринославе, Севастополе, в Пензе – председательница Ч. К.
Бош…
Белая гвардия сражалась за то, чтобы эти «девушки», «женщины» и их «товарищи» прекратили б истязать и распинать, а наследники своры не воцарились бы на нашей земле. Да не заслужил у Бога белого спасения красный русский народ.
Белые армии проиграли по всей России из-за своей малочисленности, разрозненности, в то время как красный армейский кулак в том пресловутом «кольце белых фронтов» сплоченно бил из центра страны. Генерал Врангель итожил в 1924 году по Югу России:
«Конец нашей борьбы наступил в тот день, когда истекавшая кровью армия осталась вновь одинокой в борьбе… Единственной причиной нашего поражения являются причины военного характера – неравенство сил, истощение живой силы, наших технических и боевых средств».
В марте-апреле 1919 года был пик побед Колчака, но его войска имели 130 тысяч бойцов, у Деникина тогда было пятьдесят тысяч, у Юденича – десять тысяч. Красная армия противопоставляла белым в этот момент полтора миллиона солдат!
На пике своих успехов в сентябре-октябре 1919 года Деникин располагал 150 тысячами штыков и сабель, терпящий поражение Колчак – пятьюдесятью тысячами, у Юденича было 15–20 тысяч войска, у Миллера – двадцать тысяч. Красная армия в это время достигла трех с половиной миллиона бойцов! Кем, как не красным, стал воюющий русский народ?
Белые могли победить только наступая, что все их армии доблестно и делали. Любая белогвардейская пассивная оборона была бы раздавлена таким превосходящим противником. Но наступление растягивает коммуникации, теряются связи между армиями и корпусами, оно отрывает от дисциплинированных войск в незапятнанных белых ризах тыл, сея в нем разброд и труху. Каждый ратник был у белых на счету, а их косили не только пули, но и тыловые соблазны, «вербуя» новые пополнения в разбухающую армию красных, несмотря на чекистскую жатву серпами, молотами, крысами в трубах.
Военная добыча белых родила присказку «серых»: красные придут – грабят, белые придут – грабят. У деникинцев части из горцев Кавказа мели подчистую, для казаков это тоже было исторической традицией со времен Дикого поля и Запорожья. Еще Краснов, зовя донцов на Царицын, твердил о «богатой добыче». А уж Мамонтов, возвратившись из тамбовского рейда, не утерпев, телеграммно радовал Тихий Дон:
«Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки, донской казне 60 миллионов рублей, на украшение церквей – дорогие иконы и церковную утварь».
К белым, от которых налетели казаки, лишили святынь, охотнее шел простой тамбовец или к большевикам, которые умели мстить?