Легкой добычей для казаков были фуражиры, одиночные мародеры, отправившиеся на поиски пропитания или пограбить местных жителей. Сами отдавались им в руки дезертиры, особенно из союзных французам испанских и немецких контингентов — по большей части вынужденных союзников Наполеона (впрочем, пограбить они были никогда не прочь). Понятно, почему Багратион ценил казаков Платова и держал их при себе, чем, в свою очередь, был недоволен Барклай. Несмотря на неоднократные его требования, главнокомандующий 2-й армией не отпускал к Барклаю корпус Платова, хотя Барклай писал, что «прибытие генерала Платова дает мне способ действовать наступательно, ибо день ото дня становится чувствительнее недостаток в кавалерии от ежедневных стычек с неприятелем». Видно, что в отсутствие казаков французы (совместно с польскими уланами) доставляли 1-й армии огромное беспокойство, о чем писал и Ермолов51. И наоборот, для Багратиона казаки Платова были незаменимы при отступлении. Как писал Паскевич, «казаки везде высматривали, о всем давали знать и под предводительством Платова дрались необыкновенно»59. Действительно, их лихие разъезды шныряли по всем окрестным дорогам, они браги пленных, и от них приходили сведения о направлении движения противника и его численности (как тогда говорили: «По глазомеру полагать можно неприятеля в количестве…»).
Словом, Багратиону стало ясно, что как по основной дороге Вильно — Сморгонь — Молодечно — Минск, так и по параллельной Вильно — Ошмяны — Вишнев — Воложин — Раков — Минск французы нарастили значительные силы. Повторим: если бы Багратион начал прорыв в этом направлении, то, несомненно, французы встретили бы его огнем. Дав приказ об отходе от Николаева, Багратион полагал, что нет худа без добра, ведь французы будут напрасно ждать его у Вишнева и Воложина, а он пройдет обходной дорогой на Минск через Новосвержень: «Отступление на Минск форсированными маршами чрез Кейданы и Новосвержен, как думаю, будет обеспечено тем, что неприятель, удостоверен быв о намерении моем переправиться чрез Неман у Николаева и имея в своем виду отряженные мною сильные партии, должен непременно стянуть свои силы от стороны Минска к Вишневу. чрез что я надеюсь, выиграв время, предупредить его стремление на Минск»60.
Итак, из приготовленного для него «котла» Багратион решил вырваться в направлении на юго-восток. Усиленным маршем 2-я армия двинулась на Новосвержень и оттуда в сторону Минска — на Кейданов, тем более что в своем приказе о прорыве на Вилейки Александр I предоставлял Багратиону эту возможность: «В случае же, что весьма превосходящие силы неприятеля не позволят исполнить сим предписываемого вам движения, вы всегда будете в возможности ретироваться на Минск и Борисов».
Примерно в это же время свою героическую эпопею совершал маленький (около четырех тысяч человек) отряд генерал-майора И. С. Дорохова, который был попросту забыт Главной квартирой на исходных позициях. Дорохов командовал авангардом 4-го пехотного корпуса 1-й Западной армии. Авангард был выдвинут далеко к границе и стоял в местечке Орань на дороге Гродно — Вильно. 26 июня, поняв, что командование о нем забыло, Дорохов на свой страх и риск двинулся на соединение со своими, но увидел, что дороги к Вильно уже заняты французами, и решил прорываться через лежащее на дороге Вильно — Минск местечко Ошмяны. Однако на подходе к этому местечку отряд Дорохова столкнулся с превосходящими силами противника (ждавшими прорыва армии Багратиона), дал им бой, но затем отступил на Вишнев и Воложин. Дорохов, как и Багратион в Николаеве, понял, что через дорогу Вильно — Минск ему не пробиться. Начался утомительный форсированный марш в предполагаемом направлении движения армии Багратиона. Избегая лобовых столкновений с французами, ловко маневрируя по «таким дорогам, по которым во время зимы только ездют, то есть почти по непроходимым лесам и болотам», Дорохов ушел от преследования, потеряв всего 60 человек, и 23 июня встретил у Воложина казаков Платова, а через три дня присоединился к Багратиону и далее двигался параллельно 2-й армии.