Гель-Грин, центр земли

Они подняли его с Лютецией с земли, посадили на крупный, как сенбернар, камень, тяжело, как на коня; Расмус достал из рюкзака термос, налил в крышку кофе, страшного, черного, только луны утопленной в нём не хватало. Стефан выпил отчаянно, как водку; попросил еще; потом пришел в себя и побрел домой — переодеться; Свет и Цвет были уже в садике, о чём гласила записка, написанная каракулями; если какого-то слова Цвет еще не знал, то рисовал его цветными карандашами. Стефан скинул пальто и понял, что оно отслужило — как то, что происходит каждый день: маршрут, отражение в зеркале, еда; он скинул всю одежду, блаженно завалился в душ; а потом вытащил из-под кровати сумку, еще даже не всю распакованную, и нашел там подарок мамы… «Зайду вечером за кроватками»…

Она открыла, опять вся в белом, только на бриджах блед-но-голубой узор с блестками; как лед из чистой воды; подняла вопросительно брови.

— Привет, — сказал он и закашлялся: соль вдруг попала в горло; полез за носовым платком, а она стояла босиком, раскачиваясь с пятки на носок, и смотрела, потом сказала: «постучать по спине?» — он замотал головой, чихнул; всё, что могло испортить впечатление, случилось.

— Вы за Светом и Цветом? Они уже ушли сами…

— Я за кроватями, — она приоткрыла дверь, и он прошел в белый дом; как в чертог колдовской; игрушки по-прежнему были раскиданы по ковру, на стене Стефан заметил северный пейзаж: озеро и в нём — отражение гор, полных снега; три оттенка синего; а из кухни внезапно выскочил клубок белой пряжи; за ним — пушистый белый котенок с золотыми глазами.

— Ой, Битлз, правда прелесть, — Гилти подхватила котенка с разъехавшихся лап, расцеловала, зарыла нос в пушистый затылок, — я назвала его Битлз, обожаю их «Белый альбом», — котенок был похож на круг адыгейского сыра, крутился и пищал; а потом вышел с ниткой, заматывая обратно клубок, Антуан; высокий, стройный, летчик Первой мировой; золотистый, будто от близости неба; непривычный без куртки и тяжелых ботинок; свитер из серой шерсти и теплые синие джинсы.

— Здравствуйте, Стефан, отличная куртка, значит, уже прижились, — Стефан смотрел на него, сбитый с толку, как в ссору попал. — Гилти, не тряси кота, у него еще морская болезнь после перелета; мы в такую болтанку попали над горами — антициклон; представляете, первый кот в Гель-Грине; жуткая ответственность; дай ему подушку, пусть спит, — Гилти еще раз расцеловала и отнесла маленького в кресло, наложила подушек, взбила плед как крем, — будете с нами чай пить? — будто дома…

— Ну, — Стефан не знал, что сказать, ревность жгла его, как несварение; заморгал и повторил: — Я за кроватями.

— Я вам помогу, — Антуан положил моток на кресло, из-под пледа высунулась лапа и опять уронила на ковер, — вы один не дотащите.

— Ты вернешься? — спросила Гилти; кровати по-преж-нему стояли на кухне, возле окна; белые шторы как сугробы; на столе: две чашки, пирожные, кусок пирога с грибами и печенью — из «Счастливчика Джека»; «да» хотел ответить Стефан.

— Да, — ответил Антуан, — кстати, вы не ходили в мэрию? Я почту привез; там вам письмо…

Они несли кровати через город, опять наполнившийся туманом, как курениями — храм незнакомых богов; Стефан постоянно уставал, но Антуан ни разу не сказал ничего против; останавливались, отдыхали, под деревянными настилами-тротуарами чавкала вода — днем прошел дождь; странный это был город, его начало и конец земли: нет дорог, но уже есть фонари, стилизованные под старину, под Вену; нет порта, но есть маяк, который говорит, что он был; и дети — их привезли с собой, но они будто родились здесь — всё знают о море и видят во сне корабли…

— У вас с Гилти любовь? — не выдержал Стефан; кровать была тяжеленная, а над левым глазом зависала ножка с клеймом — крошечный маяк — сделано в Гель-Грине… Антуан улыбнулся — будто смешное место в фильме; крупнее Стефана на жизнь, как все в этом городе. — Что смешного?

— Не представляю человека, влюбленного в Гилти; я её знаю с пяти лет; мы с Расмусом же учились вместе, и я к ним часто приезжал на дни рождения и Рождество; она вечно мне под одеяло подбрасывала что-нибудь — фольгу или кактус; называла это — «постель с начинкой»; или в рождественский пудинг запекала фамильную драгоценность; все с ног собьются, полицию вызовут; а потом за столом кто-нибудь подавится сапфиром… — у Стефана словно в сердце открыли форточку, запустили свежесть; и он засмеялся, представив Гилти маленькой — совсем крошечной, прозрачной, в каких-нибудь пестрых гольфах, бантах; промелькнула — и думай: солнечный луч или показалось… — Она мне как сестра; как и Расмус — брат.

— А почему он её боится? — спросил Стефан; Антуан посмотрел на него удивленно; «католическая школа, — подумал юноша, — как это странно — узнавать, как жили другие; словно пролистывать незнакомые книги на полках».