Гель-Грин, центр земли

— Ты что, Анри-Поль, это же Стефан, наш журналист, — Жан-Жюль покраснел, как вечернее небо, и вскочил со скамьи, выхватил у Стефана чашки; незнакомец наконец обернулся — оказался ярким, как фламандский натюрморт: темные брови, губы вишневые, глаза темно-карие, шоколад горький с апельсином; и густые, черные, бархатные, поглощающие свет солнца ресницы; словно комната в старинном замке — богато убранная, с мебелью красного дерева, вышитыми золотом гобеленами, и в глубине мерцает камин; тоже густо покраснел и вытащил трубку изо рта, встал неловко, задрожали чашки; «совсем не похожи, — подумал Стефан, — как Свет и Цвет; где истина?»; а парень протянул ему руку, как мост, через стол; «простите меня, ради бога, просто вы такой маленький, тонкий, я подумал — Альберт, садитесь, пожалуйста»; и Стефан сел рядом.

— Всё начальство собралось, — зевнул Расмус, — только Рири Тулуза не хватает, — «это наш второй геолог, — объяснил Жан-Жюль, — он сейчас в экспедиции, он тоже очень классный; они с Анри-Полем учились вместе — и в школе, и в университете; здесь все братья»; да, здесь все братья, повторил про себя Стефан и подумал — что-то изменилось, Расмуса словно поменяли; пришли чужие, нашептали в ухо; он выглядел усталым, будто всю ночь смотрел телевизор. Подошел Альберт — вербная веточка; принял заказ на два кофе, четыре пирога с капустой и брусникой; четыре яичницы с беконом и перцем; салат из кальмаров — Расмусу, из морской капусты — Стефану; за соседними столиками поворачивались, орали: «Здравствуйте, Анри-Поль, вернулись? как горы?» — и Анри-Поль улыбался и отвечал: «стоят…»; подходили к столику, пахли рыбой, жали ему руку жесткими, как жесть, ладонями; стоял шум и гам; Расмус задремал, опершись на окно, сполз лбом по запотевшему стеклу.

— Расмус…

— А-а, — он подскочил, побледневший, и Стефан подумал — а что снится Расмусу, начальнику порта, средневековому рыцарю, — сражения со святой Жанной или же пустая вода; «тебя Луи спрашивает»; Луи — бригадир, огромная роба, в соли, как в блестках; кирзачи; Расмус завернул пирог в салфетку, ушел; «что с ним?» «маяк чинил» «маяк?..»; дежавю; Жан-Жюль улыбнулся; капучинные усы.

— Когда у Расмуса депрессия, он уходит и чинит маяк… Ты не знал про маяк? Это же герб Гель-Грина — старый маяк на каменистой косе у сопок… Расскажи, Анри-Поль, — Жан-Жюль выглядел как фокусник.

— Вас, наверное, сразу работой закидали, — трубка перестала выглядеть невежливостью, потому что Анри-Поль курил всегда, как старые моряки с черными от моря руками, — даже на экскурсию не сводили. Мы когда летели на вертолете, искали место для порта — на карте вычисленное, первое, что заметили, — маяк. Он не просто старый — он древний; остался от другой цивилизации; Древний Рим или викинги, век второй предположительно. Из камня, серого, белого; замыкает бухту с севера. Механизм сломан безнадежно, половина деталей отсутствует — и непонятно, как должна выглядеть; но Расмус азартен — хочет его починить, говорит, что Гель-Грин начнется только тогда, когда загорится этот маяк, позовет корабли со дна моря…

— Жуть, — Стефан стряхнул мурашки, — и в это верят?

— Как знать, — сказал Анри-Поль и выдохнул дым, тоже пахнущий деревом, и глаза его таинственно мерцали сквозь этот дым, как елка рождественская в темной гостиной, — но сходить посмотреть всё-таки стоит…