Читаем Геи и гейши полностью

— Уж твоя-то личная песенка давно спета, — сказала хозяйка нового кабачка Тринадцати стульев, стройная, как рукоять помела, пышнобедрая, как пучок его прутьев, и расцветшая всеми своими природными красками — перламутром, золотом и лазурью. — Занимай-ка за столом место напротив нашего святого барашка, который то ли насквозь протрезвел, то ли пьян как стеклышко. Следовало бы, согласно порядку номеров, посадить тебя в ямку между нашими потусторонними любовниками, но ладно уж, не будем разбивать такую сладкую парочку. А выем зарезервируем: чует мое сердце, что он еще пригодится. Да, кстати: объясни мне, неразумной, какую это офигенную игру ты посулил нашему Арслану.

— Да в ту всем известную игру, о прекрасная Пряха, — ответствовал он, — где ставкой служит свой устроенный и упорядоченный мир, а единственным гарантом — абсолютный риск; где платят светлым живым серебром, чтобы купить тяжелую черную медь; игру для лицедеев, нипочем не желающих прервать спектакль; игру для безнадежных и неисправимых игроков, которых не отвращает и не отлучает от нее сама смерть.

— Покороче, пожалуйста, а то у меня подгоревшая сковорода не чищена и парадная скатерть не стирана, — перебила его хозяйка.

— Да любовь это, милостивая госпожа, — победительно усмехнулся Мариана, — простая любовь. Единственное человеческое чувство, которое простирается за порог смерти и которое, собственно, и есть сама смерть. Ведь именно это я и хотел втолковать моему мусульманскому, а возможно, христианскому пациенту. А ты разве не слыхала?

— Я не крольчиха и не ишак, — фыркнула дама, — чтобы мои уши простирались так далеко, аж до самой вашей чокнутой стеклянной реальности. Ты лучше скажи, имеются у него хоть какие-нибудь шансы победить?

— Возможно: если он перестанет заигрывать с обоими трансцендентными двойниками, смертью и страстью, и погрузится в них до самозабвения. Я намекал ему на то, что надо вести себя наперекор общепринятому, и я надеюсь на его бесстрашие: ведь лучше него я не знал человека.

И вот прям и светел поднялся Мариана со своего места над столом, и говорили ему сидящие:

— Ты наш хлебодар. Твой знак — хлеба. Скажи слова над ним, ибо время его принести!

— Хлеб — плод четырех стихий: земли, что его породила, ветра, что его смолол, воды, что напитала, огня, что испек, придавши форму. Во всем подобен он человеку. Ни для чего так не годен он, как для жертвы во имя человека, который сам есть воплощение жертвы. Нужно дитяти семя жемчуга, чтобы родиться, взрослому человеку — хлеб, чтобы одеться плотью. Да будет так!

И повторили все:

— Да будет!

ОДИННАДЦАТЫЙ МОНОЛОГ БЕЛОЙ СОБАКИ

Существуют особые разряды человечества. К ним мы уже отнесли рыжих, отъединенных от прочей людской массы — брюнетов, шатенов и блондинов — геном своего волосяного красителя. Одна половина человечества — это те, кто имеет благообразно темную окраску шевелюры, различающуюся только своей интенсивностью. Другая — все огненные и шалые, рыжие и конопатые, ирландцы, экстремисты, буяны и ведьмы.

Если поделить иначе: одна половинка человечества — однополые, мужчины и женщины. Различие тут не больше, чем между такими темными, которые брюнеты, и теми темными, которые блондины. Там и там соски, волоски и тайный уд. Что-то выросло без меры и во всю мощь, что-то редуцировалось и на грани занесения в Красную Книгу. Другая половинка — андрогины. Ущербная, уязвленная, но, по некоторым наработкам, изначальная природа человека. В Индии андрогин благословляет брак, чтобы двоим возможно было стать единой плотью.

Тут вопрос. Если человечество до начала Калиюги было цельным андрогином, то не для того ли его располовинили, чтобы легче было почистить внутри?

А если мужчина и женщина поставлены друг против друга, чтобы отразиться и породить зеркальный коридор — так играет и Бог с человеком — и ради того, чтобы каждое их живых зеркал дополнило свою недостачу за счет чужого избытка?

Ева создана из Адама, как сам Адам — из Бога. Но это не мешает равенству полов, как учат сейчас. Что же помешало сходному равенству неразделенного Адама с Богом? То, что его зеркало изначально не было чистым и его разделили, чтобы убрать оттуда — какой предмет?

Возможно, ад подсознания? Человек несет в себе потенциальный ад? Тогда что же он: может быть, истинное видение мира, который воспринимает загрязненным ложью лишь неподготовленный разум? Ад, в который неуч ввергает себя сам?

Суфийская идея: сделай себя чистым зеркальным стеклом, чтобы Бог повторил Себя в тебе. Убери ад из себя самого, и он не посмеет заслонить тебе рая.

<p>В знаке Девы</p>

Имя — МАРИЯ ХУАНА, или МАРИКИТА

Время — между августом и сентябрем

Сакральный знак — Якорь

Афродизиак — сулема

Цветок — ирис

Наркотик — марихуана

Изречения:

«Быть может, прежде губ уже родился шепот,И в бездревесности кружилися листы,И те, кому мы посвящаем опыт,До опыта приобрели черты».Осип Мандельштам
Перейти на страницу:

Все книги серии Странники по мирам

Девятое имя Кардинены
Девятое имя Кардинены

Островная Земля Динан, которая заключает в себе три исконно дружественных провинции, желает присоединить к себе четвертую: соседа, который тянется к союзу, скажем так, не слишком. В самом Динане только что утихла гражданская война, кончившаяся замирением враждующих сторон и выдвинувшая в качестве героя удивительную женщину: неординарного политика, отважного военачальника, утонченно образованного интеллектуала. Имя ей — Танеида (не надо смеяться над сходством имени с именем автора — сие тоже часть Игры) Эле-Кардинена.Вот на эти плечи и ложится практически невыполнимая задача — объединить все четыре островные земли. Силой это не удается никому, дружба владетелей непрочна, к противостоянию государств присоединяется борьба между частями тайного общества, чья номинальная цель была именно что помешать раздробленности страны. Достаточно ли велика постоянно увеличивающаяся власть госпожи Та-Эль, чтобы сотворить это? Нужны ли ей сильная воля и пламенное желание? Дружба врагов и духовная связь с друзьями? Рука побратима и сердце возлюбленного?Пространство романа неоднопланово: во второй части книги оно разделяется на по крайней мере три параллельных реальности, чтобы дать героине (которая также слегка иная в каждой из них) испытать на своем собственном опыте различные пути решения проблемы. Пространства эти иногда пересекаются (по Омару Хайаму и Лобачевскому), меняются детали биографий, мелкие черты характеров. Но всегда сохраняется то, что составляет духовный стержень каждого из героев.

Татьяна Алексеевна Мудрая , Татьяна Мудрая

Фантастика / Фантастика: прочее / Мифологическое фэнтези
Костры Сентегира
Костры Сентегира

История Та-Эль Кардинены и ее русского ученика.В некоей параллельной реальности женщина-командир спасает юношу, обвиненного верующей общиной в том, что он гей. Она должна пройти своеобразный квест, чтобы достичь заповедной вершины, и может взять с собой спутника-ученика.Мир вокруг лишен энтропии, благосклонен — и это, пожалуй, рай для тех, кто в жизни не додрался. Стычки, которые обращаются состязанием в благородстве. Враг, про которого говорится, что он в чем-то лучше, чем друг. Возлюбленный, с которым героиня враждует…Все должны достичь подножия горы Сентегир и сразиться двумя армиями. Каждый, кто достигнет вершины своего отдельного Сентегира, зажигает там костер, и вокруг него собираются его люди, чтобы создать мир для себя.

Татьяна Алексеевна Мудрая , Татьяна Мудрая

Фантастика / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези / Фантастика: прочее

Похожие книги