Гефсиманское время (сборник)

«Получил немного землички для устройства крестьянского (фермерского) хозяйства и тем и кормился до сих пор. Сажаю сад, развожу пчел, выращиваю картофель и разный овощ – кормлю семью, часть урожая продаю. Работаю руками, произвожу экологически чистый продукт и не устаю надеяться на то, что наступит наконец такой день, когда нам потребуются учителя, когда народ потребует к себе таковых и разгонит совсем всяких пастухов с палками и кнутами, какие до сих пор стоят над ним. Увы, дожидаться светлых дней нынче трудней. Хотя хорошие люди, конечно, есть, но народ парализован. Все по своим закутам. Ну а крестьяне, село, вообще потеряли все здоровые силы. Смешно, но именно я, вообще-то городской человек, сегодня пытаюсь возвращать на бывшую ростовскую огородную землю огородные навыки. Раньше тебя поддерживали все-таки то же телевидение или радио. А сегодня оттуда на страну никто ничего хорошего не вещает».

«Душат нас всех – и колхозы и совхозы (АО). Скота осталось в нашем совхозе Степановское 40–50 % стада. Техника подошла на списание, выходила свой срок. Зарплаты не дают. Горючего на сегодня нет. В долг под урожай не дают. Чем сеять, неизвестно. Гужевого транспорта нет. Кто-то хотел купить убойное мясо. Зарезали 150 коров, покупатель сразу не приехал – и мясо пропало. Неделю вида нет. А когда приехал, пришлось этому заказчику отдать по 2000 рублей за кг. В Николаевском районе из-за какого-то дурака попало в банкроты 3 совхоза. Нечем рассчитаться с долгами банку. А в совхозе (АО) Вербенское было ж 4 отделения, самый большой был совхоз в районе. Сейчас продадут оставшийся скот, технику, что можно продать – продадут, и ничего людям не остается. Куда теперь им? С чего будут начинать? Мы, крестьяне, свою продукцию сдали государству в сентябре, но денег не получили. Горючим не запаслись. Работать нечем. Техники нет – сеяли лукошком. Все дорого. Деньги наши за 7–6 месяцев съела инфляция. На душе у всех скверно. Ждем наших денег, обещают день, месяц, полгода… А веры никакой. Дров нет. Угля нет. Рубят, жгут лесополосы, а то дети померзнут».

«Тысячи фермеров стали отказываться от земли, а правительство вновь занялось коллективными хозяйствами, с каких легче взимать налоги. Крупному хозяйству, разумеется, легче приобрести дорогостоящую технику. В его распоряжении лучшие земли. Но беда в том, что колхозник разучился работать. За годы колхозов погибло столько скота, сколько его, наверное, не было в Америке. А почему? Да всё это – не мое. После обобществления скота крестьянину сделали милость – разрешили держать одну корову и ни-ни-ни больше. Уж мужик нежил ее, холил, уж кормил и поил, а она кормила семью да еще и подкармливала гегемона. Идет с пастбища стадо – набухшее вымя чуть ли не за дорогу сосками цепляется, молоком на версту пахнет. А у колхозной коровы вымечко с кулачок, сразу видно, что нет хозяина. Людей приучили работать помаленечку, получать понемножечку, подворовывать потихонечку. И ничего, живут. Дотягивают до пенсии. В горячее время перекуры да тары-бары. Колхозники выезжают в поле лишь часов эдак в десять. А фермер в это время уже наработался – он начал работу до солнца, потому что ночует в копне сена».

«Пишет Вам семья фермеров из дальнего сибирского села. Сам я агроном, всю жизнь посвятил земле, жена радиотехник и на руках 10-летний сын. Решили уехать в деревню и вести самостоятельное хозяйство. Выделили нам 16 гектаров – неудобицу. С чего начать? Продали что было ценного в доме, закупили семян, наняли технику, первый год мы отсеялись. Урожай получили, по засушливому году, средний. Техники своей нет. Решили затянуть пояса потуже и купить трактор, взяли ссуду под большие проценты, трактор старенький купили. Но ведь одного трактора мало. А на остальную технику денег нет. А в этом году еще хуже, по всей Сибири страшная засуха, руки опускаются, видя как гибнет твой труд. Как жить дальше, бросить все это, только это на радость нашему местному руководству, они таких, как мы, ненавидят, подбивают людей против нас. И становится страшно, как живет деревня. Государственное – растаскивается, пропивается. Работать не хотят, зачем, легче украсть и пропить. А мы так жить не хотим. Я посвятил 30 лет агрономии и хочу видеть дело рук своих, хочу помогать деревне. Со своего первого урожая мы 3 тонны раздали людям, хоть самим было туго. Но такая тоска на душе, бьешься как рыба об лед, а толку мало. Мы знаем, что надо биться за лучшую жизнь для наших детей, но пока что не знаешь, как выбраться наружу самим».