– Не буду, – пообещал Вадим. Потом, подумав, честно сознался: – Да и мне такое тоже не очень привычно… И вообще никому, наверное, даже Саитгирееву… Ведь кораблей с таким обзором просто не существует. В реальном мире. А сгореть… Сгореть мы вряд ли сможем, – тут Вадим несколько приврал. Но не сильно. Шанс того, что конструкция не выдержит скоростного напора и разрушится, был – как и со всяким кораблем, рассчитанным на торможение в атмосфере. Для того чтобы это произошло, должен был случиться какой-то невероятный заводской брак или перерасход ресурса из-за длительной эксплуатации. Но первое было практически исключено техприемкой и конструктивным запасом прочности, а второе просто невозможно в силу всего лишь первого полета. Да и вообще – сейчас на дворе был не двадцатый век, надежность космических кораблей находилась на другом уровне… – Так что вам совершенно не стоит бояться!
– Но мне все равно как-то не по себе, – поежилась Анжелика. – Мы словно летим в какой-то огненной трубе…
– Ну, так всегда и бывает…
– Это для вас – всегда! А для меня первый раз! Ведь даже не видно, где мы сейчас находимся! И сколько еще будем так лететь? Вы знаете, – неожиданно попросила она. – Можно я буду держать вас за руку, пока мы так несемся? Так как-то не так страшно… А то я даже зажмуриться боюсь…
Учитывая то обстоятельство, что она и так держалась за предплечье Вадима обеими руками, делало возможность отказа довольно-таки проблематичной. Потому Вадим разрешил:
– Держитесь…
Сам он, между тем, вызвав "рамку", вошел в сеть и, покопавшись немного, нашел данные курсографа, отмечающие траекторию полета относительно поверхности планеты. Расчетную, разумеется. Поскольку получить какую-либо информацию снаружи через облако плазмы было невозможно. На графике тонкая двухцветная кривая из двух слившихся линий обогнула почти полпланеты и приближалась к экватору, постепенно поднимаясь. Одна из линий изображала эталонную траекторию, вторая – снятую с бортовой навигационной системы в текущем времени. Отклонений на взгляд Лунина, между ними не наблюдалось.
– Ну вот, – сказал он соседке. – Мы практически завершили первое погружение. Буквально вот-вот выскочим на круговую орбиту. Не бойтесь.
– Спасибо! – поблагодарила Анжелика. – С вами я как-то и в самом деле меньше боюсь… Вы очень храбрый человек!
7
Тьфу ты, смущенно подумал Вадим. Но в это время модуль вылетел из пламени. И в салоне воцарилось недоуменное молчание
Над кораблем не было ни одной звезды.
Сплошная непроглядная чернота – и больше ничего.
– Что случилось? – шепотом спросила Анжелика.
Но Вадим – хотя и был единственным кроме Саитгиреева "настоящим космонавтом" – ничего не мог ответить. И только когда чернота уехала куда-то вбок, а ее место заняла картина привычного космоса, молчавший все это время Семенов догадался:
– Да это Марс был! Мы же над ночной стороной… И – вверх ногами летели!
Все с облегчением рассмеялись. Лишенная каких-либо огней и дополнительного освещения в виде Луны ночная поверхность Марса после сияния плазмы показалась всем едва ли не абсолютно черным телом – настолько на ней невозможно было различить хоть какие-то подробности.
– Ну вот, можно сказать, и приехали! – сообщил Генрих и без того очевидный факт. И накаркал…
– Внимание! – раздался голос Тимура. – Всем в быстрое!
Вадим уже привычно скользнул в "боковое" время на максимальный темп и включил конференц-связь. С кучи возникших картинок одновременно донесся один и тот же вопрос:
– Что случилось?
– Не смертельно, – поторопился успокоить всех Саитгиреев. Но тут же добавил: – Однако у нас возникла проблема.
– В чем дело? – повторил вопрос Кремер.
– У нас скорость выше, чем вторая космическая. Не очень сильно. Но выше. Поэтому мы идем не на эллипс, а на параболу. Пролетаем, то есть… – пояснил Тимур для самых непонятливых.
– Как такое могло получиться?
– Не знаю. Шли по расчетной. Отклонений не было. Скорость на выходе должна была быть четыре и девять. А у нас – пять двести.
– А сам что думаешь?
– Да какая разница, что я думаю… Чем нам это поможет? Не учли что-то. Или какой-то фактор не так сработал… Навскидку аж три могу назвать. Неоднородность гравитационного поля, магнитосферная флуктуация, состояние атмосферы. Причем последнее – наиболее вероятно… Есть такая штука, как логарифмический декремент плотности атмосферы. Проще говоря – как убывает плотность воздуха по высоте. Его значение берут среднестатистическое… Но если плотность атмосферы по трассе пролета просто поменялась из-за погоды… С нашей скоростью вполне могло хватить. На Марсе сейчас смена времен года. Пыльные бури, ветер ураганный…
Тимур пожал плечами.
– Так мы что теперь – в космос летим? – по голосу Вадим узнал Анжелику. – И… что теперь с нами будет?
Нельзя сказать, что вопрос пришелся кстати. Но он явно выражал настроение немалой части присутствующих. Уж во всяком случае, такого варианта развития событий никто не хотел.