Где-то я это все… когда-то видел

— Эту бухту со стороны Херсонеса в день раз по пятьсот щелкают все, кому не лень. Какой смысл, рискуя своей вражьей задницей, грести среди бела дня в центр фарватера? А? С точки зрения топографии? За-чем?

Я пожимаю плечами. Черт его знает. Может, ориентиры какие-нибудь…

— Потом, с чего ты взял, что это именно то место? Здесь на снимках — одна муть!

— Ну,… по контуру…

— По херонтуру! Опять домыслы с соплями? Давай! Покажи мне свой пальчик!

Ага! Нашел дурака. Я еще тогда, в безголосом состоянии успел заметить, как ты на него кровожадно косился. И, главное, не злится же! Говорит размеренно, спокойным голосом. Гадости, конечно, говорит, но абсолютно без эмоций. Непостижимый человек!

— А вот то, что вышел на Олега — годится. Сближайся. Когда, ты говоришь, у него тренировка?

— Вообще-то, я еще не говорил, — замечаю язвительно.

— Когда у него тренировка? — невозмутимо переспрашивает этот чурбан.

Хоть бы один мускул на лице дрогнул!

— Завтра.

Задумчиво меня рассматривает.

— Красивое у тебя ухо. Дашь поносить?

Я непроизвольно хмыкаю. Ну, вот во всем талантлив человек! Во всем…кроме чувства юмора. У Ирины поучился бы, что ли…

— Хоть сейчас могу прицепить, — быстро реагирую я, — Если гарантируешь мне безопасность. На ближайшие полчаса.

Расплывается в широченной улыбке. Глазки — в щелочки, сразу становится похожим на монгольского сенсея.

— Не-а!

— Тогда носи свои. Уродливые и некрасивые…

— Ну, ладно, — становится серьезным, — в яхт-клубе под нашу контору выделена одна посудина. Это земля Гришко, он за нее отвечает. После обеда увидишь его на яхте «Орион», это… Ты чего?

От изумления мои брови поднялись, наверное, до границы волосяного покрова на голове.

— Ори-он?!

— Ну, да. А что тут такого? Ну, Орион. Яхта, как яхта. А ты думал, под нашу контору ялик дырявый выделят?

Ничего себе! Нашли, где спрятаться. Самая заметная яхта в акватории! По слухам — трофей с прошлой войны, бывшая собственность Германа Геринга. В городе нет мальчишки, который не заглядывался на это стройное двухмачтовое чудо. Ну и ну!

— Слушай, Козет. А Гришко, он что — в нашей команде?

— Я же говорю тебе, его район. И школа твоя тоже на его земле. Поэтому именно он тебя, уникума и нашел тогда. Через школьного завуча, агента своего, нештатного. Потом передал Пятому и все. Дальше он не в теме. А по яхт-клубу мы его подключим втемную. Считай — он в твоем распоряжении.

Теперь в улыбке невольно расползаюсь я.

— Тише-тише! Обрадовался. Ты смотри, нашу птичку не обижай.

— Почему это — «птичку»?

— У Гришко позывной — «Кочет»… Ты сейчас себе рот порвешь. Ну, чего, чего ржешь то?

Просто вспомнились любимые парусиновые туфли грозного чекиста.

Сан-Санычу я, правда, ничего объяснять не стал.

Политкорректность — она для всех времен!

Глава 26

С Олегом мы встречаемся на центральной площади и пешком двигаем до яхт-клуба. С Приморского бульвара он как на ладошке. По прямой — не больше километра, но нам надо обойти Артиллерийскую бухту. В принципе, тоже пустяки.

Сентябрьское солнце жарит по-летнему. Город без рекламной шелухи выглядит молодым и свежим. Будто с него сорвали дешёвую и фальшивую обертку, и на общее обозрение предстала по-настоящему драгоценная сердцевина, неповторимая его уникальность и красота. Белоснежные дворцы домов, аккуратные улочки в зелени невысоких деревьев и пышных газонов, скромно одетые люди. И никто никуда не торопится.

Здорово!

Я с интересом рассматриваю Хрустальный мыс. В наше время он зашит бетоном, стиснут новомодными гостинично-ресторанными постройками и засижен тучными пляжниками. Сейчас это — живописное нагромождение скал и камней, на которых гроздями висят загорающие экстремалы. И какая чистая вода! Действительно, хрустальная. Пронизанная лучами солнечного света, она призывно светится бирюзой, аквамарином и… прохладой!

Ужасно хочется искупаться. Но, дело есть дело.

По каменистым тропкам мы минуем возвышенность, где года через три начнут строить памятный мемориал — будущий символ города — проходим мимо площадки со старинными пушками и спускаемся к причалу яхт-клуба.

— Здравствуй, Михалыч! — вежливо здоровается Олег со стариком внушительного вида в тельняшке и старинных матросских клёшах, — Это со мной.

Михалыч с напускной подозрительностью сперва рассматривает меня, хмуря кустистые седые брови, затем важно и неторопливо отворяет железную решетку входных ворот.

— Не возьмут, — ворчливо бурчит он, пропуская нас в свое Нептунье царство, — Салабонист больно. Дальше голяка с машкой не пустят.

— Да мне по миделю, — не могу я удержаться, — хоть машкой по балясинам, хоть голяком по норам…

Старик озадаченно крякает и шевелит мохнатыми бровями — каждой по отдельности.

— Ну, коли та-ак… Давай, малёк, попробуй. Как погонят — заходи в гости. Чаем угощу. Вон там моя каюта. Найдешь…

— Спасибо, Михалыч.

Мы проходим.

— Ты чего ему сказал? — шепчет Олег, непроизвольно ускоряя шаг.

— Сказал, что готов на любые хозяйственные работы, — пожимаю плечами, — очень вежливо и на понятном ему языке.

— Михалыч у нас серьезный дядька. Я вообще удивляюсь, как он нас пропустил.