Где ночует зимний ветер

— Слышу. У меня большая новость. — Я подула в трубку, вытягивая губы, а потом громко закончила: — Алик, ты слышишь, ребята решили идти на завод: Андрей Задворочнов мне звонил, Виктор Куликов, Зоя Сергеева. Организуем бригаду из нашего десятого «Б». Ты слышишь, Алик? Шесть человек мне сказали, что пойдут со мной работать на завод. Будем токарями или фрезеровщиками. Ты кем хочешь быть?

— Самим собой. Я тебе говорил, Анфиса, токарь-пекарь из меня не выйдет. Почему ты зацепилась за завод? Пойдем с тобой в институт. Заниматься завтра начнем.

«Алик, не подводи меня», — хотела я крикнуть, но в трубке щелкнуло, и связь прервалась.

Мама получила долгожданный ордер на однокомнатную квартиру, и мы должны переезжать в Дегунино. Я нетерпеливо шла по улице, размахивая портфелем, вертела головой по сторонам. Мысленно прощалась со старой улицей навсегда. «Фрегат «Паллада», — сказал однажды Алик и показал на наш дом вытянутой рукой. Я обиделась.

Наш дом в самом деле показался мне старым кораблем. Два этажа из красного кирпича, а третий, деревянный, прилепился наверху, как каюта капитана. Словно от частых морских бурь и штормов, рубленый сруб расшатало и перекосило. За фигурным наличником нашего окна свили гнездо воробьи. Я привыкла к их постоянному веселому чириканью. Скоро все жильцы разъедутся, и дом сломают. Из гнезда выпорхнул воробей, озабоченно колотя короткими крылышками.

— Эй, серый, ищи себе новую квартиру! — крикнула я громко воробью. — Мы скоро уезжаем!

Но пока еще на третьем этаже дома наша коммунальная квартира самая многолюдная и шумная. В длинном коридоре, тускло освещенном пузырьком электрической лампочки, заставленном большими чемоданами и плетеными корзинами, было шесть дверей. За каждой дверью жила семья.

У наших соседей фамилии были самыми простыми. Пенсионерка Абажуркина Серафима Ивановна, слесарь-водопроводчик Заплетов Сергей Сергеевич, Кузнецов Славик, водитель трамвая Сыркина Алевтина Васильевна, толстяк кондитер Яковлев Максим Федорович и мы, Аникушкины.

Но, кроме пятнадцати жильцов, в квартире прописаны два голосистых существа — семимесячный мальчишка Алешка и старый, допотопный телефон.

С Алешкой иногда справлялись, и он надолго замолкал. Но с телефоном куда хуже: он без конца трезвонил и будил всех по ночам.

Порой мне даже начинало казаться, что в черном ящике жил бес-искуситель, который старше меня и хитрее. Стоило мне открыть учебник, как сразу же раздавался трескучий звонок. Нетерпеливый и настойчивый. Так повторялось каждый день. Я вскакивала со стула и летела во всю прыть. Часто звонила сестра из детской консультации. Она интересовалась Алешкиным весом.

— Зина, тебя! — кричала я Кузнецовой и стучала кулаком в стенку. Зина принималась при мне хвалить своего крикуна. Называла Алешку умницей, сладким пупсиком, хорошим мальчиком. Я не могла выносить ее вранья, отворачивалась или уходила.

В тот день, а это была суббота, мне не требовалось никому звонить. Но черный ящик притягивал меня как магнит. Лукаво поблескивали крышки звонков, подмигивали.

Слишком поздно я услышала телефонный звонок.

— Алло, алло! — кричала в трубку Зина и продувала ее. — Алло, алло!

Я знала, что звонил Воронец. Алик никогда не разговаривал с нашими соседями и с моей мамой. Целый вечер я ждала этого звонка. Теперь уже решила не отходить от телефона. Повернулась к зеркалу и быстро поправила волосы. На меня строго смотрела невысокая худенькая девчонка. Коротко подстриженные черные волосы стянуты голубой лентой. Лицо, как тарелка, круглое, все в веснушках. Толстые губы.

Девчонки в классе находили, что у меня красивые глаза, но они это придумали, чтобы не обижать, Алик Воронцов никогда не говорил мне ничего о моих глазах, просто не замечал их. Неужели я влюбилась в него? Просто он мне нравится чуть-чуть. Он хороший и верный товарищ!

Алик звонил, что перепечатает экзаменационные билеты по математике. У его папы есть пишущая машинка. Мы должны вместе с ним готовиться к экзаменам. Я буду помогать ему по математике и физике. Он решил все же идти в авиационный институт.

Телефонный звонок чуть не оглушил меня. Маленький молоточек метался между крышками как угорелый.

— Слушаю! — торопливо закричала я, крепко прижимая трубку к уху.

Из комнаты нетерпеливо выглянула заспанная пенсионерка Абажуркнна с вопросительной улыбкой на сморщенном лице.

— Меня?

— Нет, Серафима Ивановна! — я отрицательно затрясла головой.

— Аникушкина, это ты? Ты мне очень нужна. Выходи скорей, — послышалось в трубке.

— Кто говорит?

— Маша.

— Какая Маша?

— Королькова.

Меня обрадовал звонок Маши Корольковой. Хотя мы сидели с ней на разных партах, но дружили, доверяли друг другу самые сокровенные тайны. Маша не ходила в школу, говорили, что она больна.

— Ты где, Маша?

— Под копытами.

«Под копытами» — так наши ребята прозвали маленький скверик около памятника Юрию Долгорукому. Памятник мне не нравился. Он загораживал площадь. Казалось, что всадник на коне заблудился среди высоких домов и не мог выехать из города. Все ждешь, что конь вдруг взовьется на дыбы и начнет сбивать прохожих.