Где я, там смерть

И вдруг Кэрол с восторгом обнаружила, что у нее все-таки есть то, что красивее, чем у Даяны. Глаза. У нее прекрасные глаза, и в этом Даяна ей проигрывает, потому что у ее глаз нет этой трогательной и проникновенной печальной красоты, они не так прозрачны и чисты, они не обладают взглядом, проникающим в сердце. Как-то она спросила Джека, почему он передумал и решил взяться за дело Мэтта, а он ответил: «Из-за ваших глаз». Он все время выделял ее глаза и как будто восхищался ими. Может, он и женился на ней из-за глаз? Подумав об этом, Кэрол горестно хмыкнула. Пустоплет.

Но он прав. У нее поразительные, просто изумительные глаза, и, скорее всего, этим они обязаны именно той толике печали, которая всегда так не нравилась Кэрол. Весьма довольная собой, Кэрол покинула комнату, уверенная в своей неотразимости. Может, она не такая красивая и идеальная, как Даяна, но она вполне могла гордиться своей внешностью. И поблагодарить за нее Элен. Нет, она не позволит Джеку втоптать ее в грязь и лишить самоуверенности, из-за того, что бегал к другим женщинам, потому что она какая-то не такая. Это не она «не такая», это он такой.

— Мам, какая ты сегодня красивая! — с восторгом заметил Патрик.

— Спасибо, мой хороший, — просияла Кэрол. — А кто, по-твоему, красивее, я или тетя Даяна?

— Конечно, ты, — уверено ответил мальчик. — Тетя Даяна похожа на куклу на витрине.

Кэрол расхохоталась, сильнее, чем следовало бы.

У госпиталя она заметила девушку-калеку, просящую милостыню. У несчастной не было ног. Кэрол и Патрик подошли к ней и подали щедрую милостыню.

— Смотри, какая она красивая, и какие печальные у нее глаза, — шепнул мальчик матери на ухо. — Наверное, она никогда не будет счастливой, потому что ее никто не возьмет замуж.

— Ну, почему же, Патрик? Может, она найдет свое счастье в чем-нибудь другом. Не все, кого берут замуж, бывают счастливы…

Когда мальчик отвернулся, Кэрол быстро сняла с пальца обручальное кольцо и бросила его в тарелочку для подаяний, которую держала в руках девочка.

Патрик первым влетел в палату, Кэрол неторопливо вошла следом.

Мальчик озадачено стоял у постели и разглядывал лицо отца, ища непострадавшее место, куда можно его поцеловать. Кэрол замерла за его спиной, с удивлением разглядывая молчаливо смотрящего на мальчика Джека. Он был неузнаваем. Все его лицо было разбито, покрытое страшными гематомами и ссадинами, на переносицу был наложен гипс, на нижней челюсти красовалась шина. Поцелую приткнуться было негде. Даже лоб был разбит, припухший от удара… или ударов. Но Патрик все же отыскал местечко и с любовью чмокнул отца в висок. Губы Джека тронула легкая улыбка.

— Привет, пап! Как ты?

— Папе, наверное, нельзя, разговаривать, — сказала мальчику Кэрол, заглядывая в хорошенькое детское личико. — Видишь, у него челюсть болит.

— О-о, — огорченно протянул малыш. — Сильно болит, пап?

— Нет, — выдавил Джек хрипло.

— Значит, ты можешь разговаривать? — обрадовался Патрик.

— Да… немного. И плохо.

— Нет, пап, нормально, все понятно, не волнуйся. А ты их тоже так сильно побил?

— Кого?

— Ну, тех хулиганов, которые на тебя напали? Мама сказала, что их было трое, но ты не испугался и не убежал. Ты молодец, пап! Лучше быть храбрецом с синяками, чем трусом без синяков! — сумничал Патрик.

Джек поднял взгляд на Кэрол, но она сразу же отвела глаза.

— Привет, Джек. Эдак по тебе поганая метла прошлась! — не удержалась она, вспомнив его слова о Тимми, которые были ей так неприятны.

— Мам, а как это — поганая метла?

— Это просто выражение такое, образное. Побудь пока с папой, а я пойду, поговорю с врачом.

Поставив для мальчика стул к кровати, Кэрол вышла из палаты, чувствуя на себе пристальный взгляд мужа. Боль и горькая обида вновь заговорили в ней с первоначальной силой, когда она встретилась с ним взглядом, но она была полна решимости держать себя в руках. Безмерно уязвленная гордость не позволяла ей дать понять ему, как глубоко она была ранена, как страдает. Он, конечно, понимает, что это было для нее ударом, при том неожиданным, но Кэрол не хотела, чтобы он знал, насколько сильным. Нет уж, ни он, ни Даяна не увидят, какой несчастной они ее сделали. Они уже достаточно над ней поглумились, хватит. А еще больше ей не хотелось, чтобы Джек ее жалел, ни он, никто другой. Да, впервые в жизни ей не хотелось, чтобы ее пожалели. Потому что сейчас это было бы унизительно и противно.

Всегда ей хотелось человеческого сочувствия, понимания, жалости. Джек создавал вид, что он всегда ее жалел, поэтому якобы и помогал. Не из жалости ли он на ней, бедненькой, обиженной жизнью и людьми, женился? Фу, как отвратительно! Не жалел он ее, вранье это все. Не пожалел же, соблазнив и вышвырнув, не пожалел, пять лет наставляя рога с ее единственной и горячо любимой подругой. И было бы противно, если бы он стал демонстрировать нежную жалость к ее разбитому сердцу теперь. Пусть себя пожалеет и свою обожаемую любовницу. Хотя, похоже, он вообще не способен к жалости.