Где я, там смерть

— Не надо, я в порядке, — голос Кэрол окреп, она выпрямилась, пытаясь свое униженное и разбитое состояние подавить уязвленной пострадавшей гордостью, которая от этого отчаянно старалась себя показать так, как никогда. — Я не буду больше плакать. Я обещаю. Я сильная. Я уже пережила слишком многое, чтобы убиваться из-за измены мужчины. В моей жизни было столько страшного, столько смертей, что то, что произошло теперь — мелочь по сравнению со всем. Я потеряла Эмми и Мэтта, я пережила их смерть. Что мне эта оплеуха от Джека и Даяны — больно, но не смертельно.

Она засмеялась.

— Поговорим завтра, Куртни. А вообще, думаю, это не стоит того, чтобы об этом говорить. Есть более интересные и важные темы, например, о том, что каникулы скоро закончатся, а мы так и не свозили Патрика в Диснейленд. Давай съездим на выходные? Возьмем Джорджа, если он не будет занят, Рэя, и поедем, повеселимся.

— Прекрасная идея, — Куртни улыбнулась.

— А Джек пусть валяется на больничной койке и залечивает свои синяки и попранное мужское самолюбие, пострадавшее из-за того, что его так отходил мальчишка! — Кэрол снова засмеялась.

Она не видела, как печально понурила голову Куртни, расслышав в ее голосе откровенную ненависть и неприязнь к тому, кто все еще был ее мужем и отцом ее ребенка. Но Куртни решила на этот раз не вмешиваться. Она знала, что ее девочка жестоко ранена и унижена, Куртни понимала ее чувства, но в данной ситуации решать должна только она, так, как подсказывает ей сердце и разум. И Куртни чувствовала, что на этот раз она не нуждается в советах и поддержке. Что-то произошло в ее душе. Она больше не пасовала, не прогибалась и не ломалась под ударами судьбы, как бывало раньше, она, наконец-то, поняла, что она не такая слабая, как всегда считала, что ее ничто не сломало, и она через все прошла. И может идти дальше по своей трудной, колючей и коварной дорожке, усыпанной камнями и ямами. «Оплеуха» от Джека и Даяны, как она выразилась, пошатнула ее, но в результате привела к тому, что Кэрол лишь крепче стала на ноги, приняв борцовскую стойку. От этого у Куртни немного полегчало на сердце, потому что она очень испугалась, что это сломает ее девочку, и без того хлебнувшую достаточно горя. Куртни было очень больно и обидно за нее, и она никогда не простит Джеку того, как он поступил с этой преданной доброй девочкой, даже если сама Кэрол его простит, и они помирятся. Но наказывать его Куртни не собиралась, твердо решив не вмешиваться. Она знала, что Кэрол не простит, даже если не уйдет от него ради Патрика. Он сам себя наказал, потеряв любовь такой прекрасной женщины, как Кэрол. И он был достаточно умен, чтобы это понимать. Сама Куртни предпочитала бы, чтобы они расстались. Она знала, что, если они будут и дальше жить вместе, их жизнь превратится в ад, и от этого Патрик может пострадать еще сильнее, чем от развода. Потому что не будет больше нежной, любящей и терпеливой Кэрол, с улыбкой выносившей отвратительный нрав Джека и прощавшей ему грубость и несдержанность, так как не осталось в ней теплоты и нежности к нему. А ее обида и злоба и характер Джека — это было несовместимо.

Они больше не говорили об этом. Куртни рассказала, что Джек не захотел оставаться в Лос-Анджелесской больнице и попросил какого-то приятеля перевезти его в госпиталь Сан-Франциско на своем самолете. А Даяну Куртни в приступе ярости вышвырнула из больницы еще в Лос-Анджелесе, пригрозив не показываться, пока Кэрол все еще оставалась женой Джека.

Попрощавшись с Куртни, Кэрол отправилась в ванную. Там, лежа в горячей мыльной воде, она стала петь, громко, так, как ей всегда хотелось, но она не могла, забитая еще в детстве своей жестокой матерью, которая всегда грубо затыкала ей рот. Может, у нее и нет голоса, может, она не умеет петь, и фальшивит — не важно. Она будет петь, потому что ей всегда этого хотелось.

И, прорвавшись сквозь этот тяжелый комплекс, сковывавший ее всю жизнь, она почувствовала, будто ослабевают цепи, которые ограничивали ее движения и не давали вдохнуть полной грудью.

«Я буду петь, — подумала она. — Даже если это никому не нравится. Да, да, теперь я буду петь, всегда. Громко, на весь мир, всем назло. У меня хороший голос, и пошли к черту все, кто так не считает».

Утром Кэрол всячески старалась поднять свое настроение.

Включив ритмичную музыку, она весело подпевала, пританцовывая по комнате и упрямо не обращая внимания на тупую боль в груди. Занялась зарядкой, после чего почувствовала прилив бодрости и сил. С удовольствием накрасилась, уложила волосы, красиво оделась. Смотря на себя в зеркало, она подарила себе улыбку.

— Ты красавица, — сказала она своему отражению впервые в жизни. — Только перестань смотреть такими грустными глазами.