Где я, там смерть

Шону, горько разочарованному и оскорбленному, захотелось врезать тому, кто был его братом, чтобы заставить чтить память о матери и не порочить ее таким отношением, но он не сделал этого. Мама очень хотела, даже требовала от него, чтобы он подружился и сблизился с братом, она предупреждала о его крайне непростом нраве, а он, Шон, пообещал, что выполнит ее последнее желание. Он внимательно посмотрел на Джека и постарался уверить себя в том, что не вправе осуждать его, никто не вправе, потому что никто не знает, что у него в душе сейчас, что было все эти годы и в тот самый момент, когда он узнал о том, что не нужен той, что была ему необходима, как любому ребенку. Шон не знал, как бы он вел себя на его месте, возможно, так же. Ведь это в его глазах его мама была хорошей, любимой, нежной и ласковой, самой заботливой, самой лучшей. А для Джека она была совсем другой. Самой худшей, самой презренной и отвратительной. Наверное, так. Шон попытался оправдать его, думая, что эта непримиримая ненависть и обида говорит лишь о том, что в душе его живет такая боль, что ничто не может ее пересилить, ни время, ни смерть, и именно она не позволяет Джеку простить. Шон не стал бы так думать, если бы знал, что, угадай Джек его мысли, он бы от души посмеялся и позабавился над такой детской наивностью и стремлением даже в чистой воды злобе, ненависти и самой обыкновенной жажды мести искать что-то светлое, трогательное, мелодраматичное.

Не было в его сердце ни капли сожаления и скорби. И он совсем не ощущал себя виноватым, неправым или «плохим», как любят выражаться люди. Наоборот. Сердце его переполнялось ни с чем несравнимой сладостью и радостью. Он считал, что нет ничего в мире, что могло бы сравниться с тем удовольствием, какое доставляет осуществленная месть, даже секс, и чем она беспощадней и жестче, тем больше в ней сладости, тем полнее удовлетворение. Этого удовлетворения он ждал долгие годы, месть его была длительной, неторопливой, постепенной. Медленно, мучительно он разрушал жизнь своего злейшего врага, каким объявил для себя мать еще в детстве, толкал к пропасти, забавляясь над бессмысленными сопротивлениями и наивным неведением и непониманием, что является объектом для травли. Что ж, зато умирала она, зная, что произошло на самом деле с ее жизнью и с нею самой, кто затравил ее до смерти так изощренно и беспощадно. И все же она не сказала ни слова об этом Шону. Что ж, Джек понимал, почему она не открыла сыночку глаза. Она не оставила надежду спихнуть ему своего ублюдка, чтобы теперь он с ним нянчился вместо нее. Не за этим ли этот наглец к нему явился? Здрасьте, вот я, ваш брат, прошу любить и жаловать! А отец еще и заступается за этого ублюдка! Как он может? Уж не намекает ли он на то, чтобы он распростер объятия этому сученку?

Видя, что Джек не делает ни шага ему навстречу, что принимает его в штыки, Шон совсем растерялся и упал духом, поняв, что его брат вовсе не разделяет его родственных чувств и желания сблизиться.

— Джек, — почти с нежностью сказал Шон, — я не сделал вам ничего плохого. Зачем вы смотрите на меня с такой неприязнью? В чем моя вина, скажите мне, если она есть?

Джек молчал, изучая его мрачным взглядом.

— Вы должны понять… вы и наша с вами кровная связь очень важны для меня. Вы мой брат. Единственный. И другого у меня никогда не будет. И у вас тоже. Я не навязываюсь, просто… просто мы могли бы иногда встречаться, общаться. Я очень этого хочу. Я всегда мечтал о брате. А вы, вы разве нет?

— Нет, — сухо ответил Джек.

— Но оказалось, что у вас есть брат. Что в этом плохого? Я не доставлю вам никаких хлопот, я ничего не требую, если вы об этом подумали. И мама, она так хотела, чтобы мы подружились. Я восхищен вами, я преклоняюсь перед вами и горжусь тем, что ваш брат. Я вас еще не знаю, но поверьте мне, я уже вас люблю, люблю просто потому, что вы мой брат.

— Хватит! — вдруг взорвался Джек, подскочив и заставив парня вздрогнуть от неожиданности. — Что-то заболтался ты, парень, аж голова разболелась! Я тебе не девушка, чтобы ты мне тут в любви объяснялся, прибереги свое блестящее красноречие для девчонок! Ты мне не брат, ясно тебе, щенок? Как вообще ты посмел заявиться в мой дом, ты, жалкий выродок своей матери-потаскухи, ее грязный ублюдок! Ты, а не я ее грех, запомни! А теперь убирайся из моего дома и не смей показываться мне больше на глаза, если не хочешь, чтобы я раздавил тебя, как червя, попавшего под ноги!

Побелев, парень отшатнулся от него и, резко развернувшись, бросился вон из комнаты. Джордж успел заметить его покрасневшие от слез глаза, и, вскочив, поспешил за ним. Джек изумленно посмотрел ему вслед. Он услышал, как отец окликнул Шона, как извинился за сына и попросил не воспринимать близко к сердцу его слова, уверяя, что он произнес их только от обиды и злости, да к тому же в порыве ярости. Спросил у парня время и место похорон и пообещал прийти, признавшись, что очень любил его мать.