Где я, там смерть

— Видишь ли, вот уже две недели, как я нахожусь в Париже на специализированных курсах, куда отправил меня Касевес, дабы я поднабрался немного знаний и припомнил те, что получил в университете. Никто, даже он, не знает, что я здесь. Сегодня последний день занятий, а завтра я должен вернуться. И это мое алиби, так как находясь в Париже, я никак не мог украсть тебя из больницы.

— Думаешь, Джек на это купится? Да он наверняка уже знает, что тебя там нет и не было!

— Ну, почему же не было? Очень даже был. Если он начнет проверять, он узнает, что я улетел в положенное время, зарегистрировался в гостинице, исправно, каждый день, посещал занятия, и, как и было запланировано, вернулся после окончания курса из Парижа. То есть, завтра рано утром.

— Но… тебя же там нет, Рэй! Ничего не понимаю!

Он улыбнулся.

— Да, солнышко, но об этом-то никто не узнает. Я прилетел в Париж, зарегистрировался в гостинице, а потом потихонечку улетел обратно, оставив вместо себя своего верного приятеля, который под моим именем будет жить в моем номере и посещать занятия. Сейчас я также «тихонечко» возвращаюсь в Париж и рано утром демонстративно съезжаю из гостиницы.

— Ты думаешь, что никто не заметил, что регистрировался один человек, а вместо него живет другой?

— А кому это надо? Они проверили мои документы, зарегистрировали меня, вручили ключи от номера, не будут же после этого они за мной следить. Это огромная гостиница и там не меньше сотни постояльцев, которые каждый день въезжают и выезжают. За всеми не уследишь. Главное — зарегистрировался, заплатил и вернул ключи, когда съехал. К тому же, мой друг одного типа внешности со мной. Почти тот же рост, тоже светлые волосы и глаза, похожее телосложение. Но я должен сегодня быть в Париже, чтобы самому вернуть ключи от номера и демонстративно сесть в самолет и вернуться в Америку. Это на тот случай, если Джек проявит любопытство.

— Думаешь, он тебя не раскусит? — усомнилась Кэрол, слишком уверенная в непревзойденном уме своего мужа.

— Узнав сегодня утром о том, что ты сбежала из больницы, он, естественно, в первую очередь заподозрит мою причастность к этому. Он, конечно, знает, что я улетел в Париж на курсы по подготовке, и станет выяснять, действительно ли я садился в самолет до Парижа. Узнает, что да, я улетел. Потом позвонит в гостиницу, где я должен был остановиться, и там ему подтвердят, что я там жил все это время. Возможно, он захочет убедиться в том, посещал ли я занятия, но и там ему скажут, что да, посещал, каждый день. А следовательно, я никак не мог участвовать в твоем побеге, по крайней мере, лично. Даже если он на этом не успокоится и пошлет в Париж человека или даже полетит сам, чтобы убедиться в том, что в гостинице проживал все это время я, а не кто-либо другой, станет показывать мою фотографию в регистрационном отделе, ему подтвердят, что именно я у них снимал номер и жил в нем. Поэтому я и регистрировался сам, и закрывать регистрацию лечу сам.

— А если он узнает, что ты прилетел в Париж, а потом улетел? — не сдавалась Кэрол.

— Что ж, для этого ему придется проверять все рейсы и списки пассажиров за две недели, в том случае, конечно, если он получит к ним доступ. Администрация аэропорта никому просто так не предоставляет таких данных.

— Если он захочет, он их получит.

— Возможно. Только это все время, Кэрол. Думаешь, он станет тратить столько времени на меня, когда ему нужно заниматься твоими поисками, пока ты не улизнула от него на край света? Время работает против него и на тебя, и он это понимает. Не думаю, чтобы ему было не достаточно подтверждений в гостинице и от руководителей курсов подготовки, чтобы он начал копаться в регистрационных данных аэрофлота за эти две недели. Какой смысл, если ему люди, абсолютно непричастные, скажут, что все это время я пробыл в Париже?

— А если он уже побывал там и убедился, что вместо тебя там твой друг?

— Кэрол, сначала он звонил и все это выяснял. Так бы сделал любой человек. А потом, если все-таки одолевают сомнения, послал бы гонца или полетел сам, чтобы удостовериться. Но это тоже время, Кэрол. До Парижа лететь не один час. К тому же, сегодня прямых рейсов нет, а первый прямой — это тот, на котором лечу я. Так что если кто и вылетел раньше меня, в Париже первым он не будет. Даже если он одолжил у кого-нибудь частный самолет, и уже в Париже, это ему ничего не даст. Я подумал даже об этом, представляешь, какой я умный и предусмотрительный? Мой друг просто не вернется ночевать в номер, чтобы не быть разоблаченным, а если Джек начнет интересоваться, где он, то есть я, провел эту ночь, он узнает, что я был у своей давней приятельницы, а она это подтвердит. С ней я уже договорился, и она не подведет. А на рассвете я готов встретиться с его гонцом или с ним самим, и подарю при этом ему свою самую обворожительную улыбку. И воскликну: «Какой сюрприз! А что ты здесь делаешь, Джек?». И полюбуюсь на его раздосадованную физиономию.