Где я, там смерть

Куртни была очень мудрой женщиной. Ее будут помнить такой, какой она была до аварии, здоровой, сильной, волевой, энергичной. А если бы она осталась жить, образ той «железной» леди постепенно был бы вытеснен другим — беспомощная, жалкая, зависимая и несчастная женщина, вызывающая к себе только жалость и сочувствие. Нет. Куртни была бы не Куртни, если бы она это допустила. Джек испытывал трепет перед ней, восхищение. Он один до конца узнал силу этой женщины, когда смотрел в ее спокойные решительные глаза, обрывая ее жизнь. Конечно, ей было страшно. Одному Богу известно, как, наверное, ей не хотелось умирать и что творилось у нее в душе в эти мгновения… о чем думала она в последние секунды своей жизни… Со всей своей проницательностью Джек не смог этого понять. Она превосходно умела скрывать свои чувства и мысли, а самообладание не изменило ей даже теперь. Действительно, железная женщина. И он знал, что никогда не забудет ее последний взгляд, где было столько воли и силы. И не забудет, что чувствовал сам, убивая ее. Наверное, это были самые тяжелые мгновения в его жизни. Лишить жизни того, кого любишь, кого уважаешь… что ж, на это требуется не меньше воли. Она попросила об этом его, потому что знала, что он сможет сделать это, и он не смог ей отказать. И лишь в первые минуты после ее смерти он почувствовал слабость, которая не позволила ему подойти к Кэрол и заставила сбежать. Но такое с ним не длилось долго, когда все-таки случалось, что бывало очень редко. Он быстро успокоился и снова воспрянул духом, упрямо игнорируя чувство вины перед Куртни. Если кто и виноват, так это Рэй. Смерть Куртни была роковой случайностью. Он, Джек, не виноват в том, что Куртни вдруг взбрело в голову впервые в жизни прокатиться на машине мужа. Разве виноват охотник, если в его ловушку угодил не тот зверь, на которую он ее ставил? Джек чувствовал досаду и злость. И злился он именно на Рэя. Прекрасная женщина холодным мертвым телом лежит в морге, а этот похотливый урод продолжает разгуливать по свету и волочиться за его женой, радуясь, что избавился от собственной, да еще и заграбастал себе все ее состояние. За всю жизнь палец о палец не ударил, тогда как Куртни все силы отдавала работе — и что? Она мертва, а он взобрался на ее золотой трон и нахлобучил на голову ее корону, став единственным полноправным владельцем ее компании, всего имущества и денежных средств, короче, всего, чего она добивалась тяжким трудом всю свою жизнь, пока он жил в свое удовольствие. Разве это справедливо? Его место на помойке. Джек сам составлял ее завещание. Он был возмущен и не понимал, почему она оставляет все человеку, который всю жизнь ни во что ее не ставил, не ценил и только и делал, что таскался по бабам. Как она могла передать компанию отца и свою собственную в его руки? Немыслимо. Такая умная женщина и сотворила такую глупость, собственноручно поставив крест на компании, доверив ее этому прохиндею. Джек пытался ее вразумить, когда они составляли завещание, но Куртни осталась непреклонна. Что ж, ее дело.

Джек подумал и, взяв трубку, набрал домашний номер Куртни… нет, теперь уже Рэя. Но с ним он не собирался разговаривать. Ответила домработница.

— Добрый вечер, Дороти. Это Джек Рэндэл, — приветливо сказал он в трубку.

— Здравствуйте, мистер Рэндэл. Рэя нет дома…

— Я хочу поговорить с вами, — мягко перебил ее Джек. — Точнее, попросить вас об услуге.

— Слушаю вас, мистер Рэндэл, — вежливо отозвалась старушка. — Что я могу для вас сделать?

— Я прошу вас съездить к Кэрол. Она не открывает двери, не отвечает на звонки. Она сердится на меня. Но вам она должна открыть, — он нервно прочистил горло. — Я переживаю… как бы с ней чего не случилось.

— Конечно, я немедленно еду к ней. Такое горе… нельзя девочке оставаться сейчас одной, — заволновалась Дороти и всхлипнула в трубку.

— Я сейчас заеду за вами и отвезу…

— Нет, я на такси, так быстрее.

— Позвоните мне, пожалуйста, скажите, как она.

— Конечно. Не волнуйтесь.

Дороти перезвонила ему через час, и в голосе ее он сразу уловил беспокойство и тревогу. Она говорила, что Кэрол впустила ее, угостила чаем. Девушка спокойна и даже не заметно по ней, чтобы она плакала. Но глаза «страшные», как выразилась старушка.

— Мистер Рэндэл, мне кажется, она не в себе, — дрожащим плаксивым голосом жаловалась Дороти. — Говорит какие-то непонятные вещи… про какое-то проклятие, про смерть… У меня мороз по коже до сих пор от ее слов. Говорит, что уедет после похорон, пока все из-за нее здесь не вымерли, что ей надо жить в стороне от людей, потому что она проклятая. У меня в голове все перемешалось, ничего я не поняла из того, что она пыталась мне объяснить. Ах, мистер Рэндэл, вы бы забрали ее домой. Плохая она, совсем плохая. Нельзя ей там одной…

И Дороти поспешно положила трубку, когда в комнату вошла Кэрол.

Девушка устремила на нее подозрительный взгляд.

— Кому ты звонила, Дороти?

— Деточка, твой муж волнуется…