Он поведал, что, если есть время, отрастет рука, срастутся кости, даже перелом позвоночника и потерянный глаз восстановятся. Но это не означало, что я бессмертен. Выверенный удар в сердце для меня так же смертелен, как и для обычного человека. И новую голову отрастить не получится. Мое основное предназначение заключается в том, чтобы прожить до конца отмеренный богами срок. Я не могу умереть раньше. Точнее могу, но эта смерть не является окончательной. Если нас убивают, мы воскресаете. И тут кроется основная опасность.
С каждой новой смертью мы меняемся. И чем дальше, тем больше. Четыре тысячи лет назад от одного из нас князь услышал, что постепенно возвращаться к жизни все сложнее. Боль от перехода через грани мира невозможно описать. Ее нельзя принять или смириться с ней. После трех раз изменения, накладывающиеся на личность, становятся необратимыми, и единственное, ради чего мы продолжаем возвращаться вновь и вновь, – это месть. Новая смерть – новые возможности и новая боль. Она становится нашим спутником, нашей любимой и нашим врагом. Ненависть по отношению к одному человеку, ответственному за нашу гибель, переносится на всех. И даже смерть этого человека ничего не изменить не в силах. Ближе к концу соратники, которых мы обрели, или погибают от руки противников, или падут от наших рук, потому что для нас больше не будет друзей.
– Последний Убийца, которого я лично убил четыре раза, сумел продержаться семнадцать переходов, – заметил князь. – Тот, что был до него, – четырнадцать. Все зависит от того, что перевешивает – боль или чувство мести.
– А что мешает запереть меня в подземелье и убивать, пока я не сдамся? – поинтересовался я. – И бегать никуда не надо.
Князь вздохнул.
– Защитный механизм. После третьего раза, Убийца возрождается в другом месте.
Ничего себе! Понавертели вы, друзья! Такого я не ожидал.
– Насколько меняются способности и личность? – спросил епископ.
– Они не меняются, а появляются новые. После третьей попытки Убийца научился перемещаться, а потом сжигать города.
Я присвистнул.
– Так и планету можно разломить.
– Третий и четвёртый добрались до двадцати трех воскрешений. Отец говорил, мир повсеместно трещал по швам. Не хватило бабочки, чтобы свалить слона.
– Как мне умереть своей смертью лет так через восемьдесят?
– Не раскрыть себя. Не выделяться. Я готов закрыть глаза на твое появление, если ты выполнишь четыре моих условия.
А в сказке их обычно не больше трех.
– Какие?
Эльф посмотрел на меня предельно жестко, и над его головой вновь завертелась тьма.
– Первое ты уже знаешь: твоя задача попасть в ряды инквизиторов. О втором, я полагаю, ты уже догадался: не раскрывать себя. Стоит хоть кому-нибудь узнать, кто ты на самом деле, снежный ком не остановить.
– Третье?
– Никаких изобретений и улучшений. Мир прекрасно обходился без ваших знаний, что точки на небе – это такие же солнца, как наше, только удаленные от нас на многие и многие жизни. Пусть и дальше считает, что белые пятнышки – это серебряные гвоздики или души умерших друзей. Нам не нужны железные птицы, сеющие смерть, или мертвые помощники, думающие за нас. Чем тогда заниматься простому человеку?
Я мысленно присвистнул. Выходит, не такие уж тут все необразованные. И здесь явно оставил свой след человек из моего времени. Такой же, как я, счастливчик?
А изменения? Что мне до них? Пушку и порох я изобрести не смогу. Самолёт – тем более. Обидно только расставаться с мечтой о туалетной бумаге. К текущему уровню гигиены мне привыкнуть так и не удалось.
– И последнее…
Князь поднялся и прошелся по кабинету. Мы с епископом не сводили с него глаз.
– Я не верю, что Убийце удастся прожить тихую и спокойную жизнь, – словно размышляя вслух, говорил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Судьбе сложно противиться. Поэтому ты либо будешь карабкаться вверх, закусив зубы и сжав кулаки, либо тебя убьют, и вся история повторится. Мое последнее условие: что бы ни происходило, ты должен быть беспристрастен. Ты всю свою жизнь будешь посередине. Послужишь истине. Кто бы ни был перед тобой, его дело будет разбираться без предрассудков и личного интереса.
Ух ты! Не ожидал. Если я приму это условие, быть мне по жизни отщепенцем. Будьте уверены – прилетит со всех сторон. Вполне возможно, что и на мечтах о команде данное мной сейчас слово поставит жирнющий крест. Продвигать своих мне не удастся. Не слишком радужная перспектива. А ну-ка, узнаем, а ради чего все это? Стоит ли овчинка выделки?
– Что взамен?
– Торгуешься? – князь криво усмехнулся. – Это хорошо. Взамен ты получишь мою поддержку. И его тоже, – он кивнул на молчавшего епископа. – В противном случае, ты обретешь врага. А я умею быть неприятным. Даже для Убийцы.
Мне нужно было узнать ещё кое-что.
– Почему не смогли договориться с предыдущими претендентами? Насколько я понимаю, их было больше двух.