Я влюбился, мне кажется, ранней весной,Я не помню отрадней картины —Мне хотелось бараньей вкусить отбивной,А сезон был как раз для свинины.Или нет?.. В Рождество я увидел мисс Чейз!Да! У Морриса, помню, гостили,И меня тонкий профиль и тонкий филей сПревосходной индейкой пленили.Я сидел рядом с ней, мне завидовал зал,О! Насколько была она чуткой,Как смущалась, когда я ее угощалЧерепаховым супом и уткой!И за ланчем в течение трех переменСердце вдребезги было разбито.Понял я, что попал в упоительный плен,Сразу после вина и бисквита.С рентным списком семью я ее посетил,Объяснив благородные цели,Я ей руку и сердце свое предложилИ прекрасный набор карамели.И она под венцом мне ответила: да.Был обряд удивительно краток;Это было… не помню… да! точно… когдаВсе охотятся на куропаток.Мы отправились… к морю. О, дивные дни!На душе было радостно мне так!Я глядел на нее — мы сидели одниЗа огромной тарелкой креветок.Никогда не забыть мне тот радостный год,И поныне я благоговею;Цены выросли до небывалых высот,А горох шел почти за гинею.День счастливый спешил за безоблачным днем.Мы, по духу и в мыслях едины,Так во вкусах близки, так похожи во всем…Без ума были от буженины!Счастье вечным казалось. Внезапно беда.Смерть — представить не мог я, не скрою,Как все зыбко… я плакал… Я помню, тогдаСкрылась кошка с моей камбалою.Помню, к осени где-то бедняжка слегла,На врачей я надеялся слабо;Кто-то счел бы чахотку причиною зла,Я же думал, а вдруг это крабы.Были тщетными все ухищренья врачей:Аппетит и румянец слабели,Силы таяли, и, что гораздо важней,Ей не в радость был ломтик форели.Луч надежды, казалось, еще не угас,Но судьба наносила удары:Искра жизни ее покидала, как разПоявлялись в то время омары.Смерть пришла, и, несчастнейшему из мужчин,Бередила мне душу утрата,Но печальней всего, что теперь я одинЕл, что ели мы вместе когда-то.Но, когда я узрел Добродетели слуг,С черным крепом на их рединготах,Скорбь объяла меня… все рыдали вокруг.Дело было, мне кажется, в шпротах!