Читаем Мертвые девушки полностью

Мертвые девушки

Номер открывается документальным романом мексиканского писателя и журналиста Хорхе Ибаргуэнгойтиа (1928–1983) «Мертвые» в переводе с испанского Ольги Кулагиной. Главная сюжетная линия книги связана с профессиональной деятельностью двух сестер — содержательниц публичных домов. Но если начало повествования еще отмечено знаменитым латиноамериканским жизнелюбием и добродушием, то по мере развития событий мрак сгущается, и книга все больше напоминает роман-репортаж Трумена Капоте «Хладнокровное убийство», да и совершаются эти бесстрастно описываемые преступления в США и в Мексике практически одновременно.

Хорхе Ибаргуэнгойтиа

Документальная литература / Проза / Современная проза18+
<p>Хорхе Ибаргуэнгойтиа</p><p>Мертвые девушки</p><p>I. Две мести</p>1

Их нетрудно себе представить: все четверо в темных очках, Лестница ведет машину, сгорбившись над рулем, рядом с ним Оторва Николас читает «Марийские острова». Пассажирка на заднем сиденье смотрит в окно, задремавший капитан Бедойа клюет носом.

Ярко-синий автомобиль натужно взбирается по склону Перро. Солнечное январское утро. На небе ни облачка. Дымки из печных труб поднимаются над долиной. Дорога убегает вдаль, сначала по прямой, но сразу после подъема начинает петлять в горах Гуэмес, среди зарослей нопаля.

Лестница останавливает машину в Сан-Андрес и, увидев, что остальные спят, будит хозяйку, берет у нее деньги на бензин и идет в таверну. Съедает завтрак: шкварки в соусе, яйцо и фасоль. Когда он пьет вторую чашку кофе, в таверну входят остальные трое, помятые со сна. Он смотрит на них с сочувствием: то, что для него — начало нового дня, для них — окончание вчерашней попойки. Все садятся. Капитан осторожно спрашивает у официантки:

— Ну, что тут у вас вкусненького?

Лестница встает из-за стола, выходит на улицу и принимается кружить по площади: руки в карманах, неспешная размашистая походка, во рту зубочистка. Он застегивает куртку, потому что день хоть и солнечный, но пробирает ледяной ветерок. Останавливается посмотреть, как дети кидают о стену монеты, играя в раюэлу[1] каким-то неведомым ему способом. Идет дальше, размышляя, переплюнут ли своей дремучестью жители Мескалы жителей План-де-Абахо. Останавливается еще раз, чтобы прочитать надпись на памятнике детям-героям[2]: «Слава павшим за Родину…», и видит, что трое его пассажиров, на шоферском жаргоне — «груз», выходят из таверны: капитан и Оторва в штатском, но не полностью — первый в кавалерийских сапогах, второй в рубашке цвета хаки, и Серафина в мятом черном платье, которое обтягивает ее смуглую ногу и заголяет руку до подмышки, когда она садится в машину. Не успев расположиться, троица начинает нетерпеливо сигналить, требуя, чтобы шофер вез их дальше.

Они продолжают путь по небезызвестным местам: Акис-гран-эль-Альто (на въезде написано: «Господин президент, у нас украли воду»), где на Серафину нападает охота выпить чего-нибудь освежающего, Харапато, где Лестница останавливает машину, чтобы бросить песо в церковную кружку возле храма, построенного на пожертвования шоферов, Ахилес, где они покупают сыр, склон Касауэтэ, где капитан выходит справить нужду (оставить свою подпись, говорит он), и Сан-Хуан-дель-Камино, знаменитый своей чудотворной Девой, где они останавливаются отдохнуть.

Серафина входит в храм (как выяснилось позже, в храме она опускается на колени, зажигает свечку и просит Богородицу удачи в своем предприятии, а в качестве аванса прикрепляет к красному бархату подношение — серебряное сердечко, — словно все, что она просит, ей уже обещано). В это время трое мужчин сидят за столиком в кафе, едят мантекадо[3] и, немного поспорив, приходят к выводу, что задуманное лучше закончить при свете дня. Когда Серафина выходит из храма и присоединяется к остальным, их решение ей не нравится, и она приказывает провести операцию вечером.

Это означает, что придется убить три часа, и они ложатся спать под лавровым деревом на окраине Хальсинго. Солнце уже клонится к закату, когда на въезде в Сальто-де-ла-Тукспана их облаивают собаки.

Сальто-де-ла-Тукспана — просторный темный городок с пыльными улицами и электрическими фонарями на расстоянии двести метров один от другого. Говорят, что здесь в каждом саду растут гуайавы, но все ворота сейчас закрыты. На улицах играют дети.

Лестница останавливает машину на углу, где какие-то люди, устроившись под фонарем, едят посоле[4]. Оторва Николас выходит из машины, идет к ним и под взглядами всех присутствующих спрашивает хозяйку:

— Простите за беспокойство, где здесь булочная?

Хозяйка отвечает, что булочных в городке три, и называет адреса. Они проезжают городок из конца в конец, от одной булочной к другой, пока не находят нужную — третью.

— Вроде, та самая, — говорит Оторва. Он уже три раза бегал покупать пакет сладкой соломки.

Остальные тоже выходят. Мужчины направляются к багажнику, а Серафина — к булочной, расположенной в скромном доме, единственном во всем квартале, где обе двери открыты нараспашку. Осторожно подкравшись, стараясь, чтобы ее не заметили, Серафина заглядывает внутрь. За прилавком сидит булочник, рядом с ним работница проверяет счета. Серафина возвращается к машине. Лестница со шлангом в руках невозмутимо перекачивает бензин из бака в жестянку, капитан и Оторва, достав из кузова две автоматические винтовки, вставляют обоймы и шумно передергивают затворы, досылая патрон. Капитан протягивает Серафине пистолет.

Дальше события развиваются довольно стремительно. Оторва появляется в одном дверном проеме, Серафина — в другом. Она обращается к мужчине за прилавком:

— Что? Забыл меня, Симон Корона? Получи-ка, освежи память!

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2016 № 02

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука