— Ахъ, какой несносный! воскликнула Глафира Семеновна и отвчала:- Въ душу влзаетъ, хвалитъ русскихъ, говоритъ, что очень любитъ ихъ.
— Ну, вотъ видите. Насъ хвалятъ, а мы безъ всякаго сочувствія, сказалъ Конуринъ. — Вивъ тальянка! воскликнулъ онъ вдругъ и ползъ къ красавиц черезъ столъ чокаться стаканомъ краснаго вина.
Та, въ свою очередь, протянула свой стаканъ.
— Шампанскаго бутылочку спросить, что-ли? — прибавилъ Конуринъ, обращаясь къ Николаю Ивановичу:- а то не ловко съ дамой краснымъ виномъ чокаться. Растопимъ бутылку. Куда ни шло! Гарсонъ! — Шампань! — крикнулъ онъ вдругъ слуг, не дождавшись отвта.
— Иванъ Кондратъичъ, я положительно обо всемъ этомъ вашей жен отпишу, — сказала Конурину Глафира Семеновна.
— Объ чемъ? Что я шампанское-то спрашиваю? Ахъ, Боже мой! Да отписывайте! Что тутъ такого? Не сквалыжничать похали, а мамонъ набивать, и жена это знаетъ.
Лакей совалъ Конурину карту винъ и спрашивалъ, какого шампанскаго подать. Конуринъ передалъ карту Николаю Ивановичу и просилъ его выбрать. Тотъ, косясь на жену, отпихивалъ отъ себя карту.
— Да чего ты жены-то боишься! — упрекнулъ его Конуринъ. — Мы изъ-за ея наущенія пять — шесть ящиковъ шампанскаго въ рулетку проиграли, а тутъ ужъ безъ ея разршенія не смй и бутылки одной выпить по своему желанію! Шампань… шампань… тыкалъ онъ передъ слугой пальцемъ въ карту.
Тотъ пожималъ плечами и тоже тыкалъ въ карту, поименовывая названія шампанскаго.
— Асти… Асти… — подсказала красавица.
— Ну, давай, гарсонъ, Асти, давай вонъ, что барыня требуетъ.
Лакей побжалъ исполнять требуемое. Глафира Семеновна съ шумомъ отодвинула отъ себя стулъ и поднялась изъ-за стола.
— Я не хочу больше обдать. Я въ номеръ къ себ пойду… — сказала она раздраженно. — Можете пьянствовать одни съ вертячкой.
— Матушка, голубушка, да какое-же это пьянство! — старался убдить ее мужъ.
— Ну, ладно. Я теб покажу потомъ!
Николай Ивановичъ сидлъ молча, уткнувшись въ тарелку.
— Ты не пойдешь наверхъ въ номеръ? — обратилась она къ нему.
— Глафира Семеновна, пойми ты, я сть хочу.
Глафира Семеновна, закусивъ губы, вышла изъ столовой.
— Чего это она? Ревнуетъ тебя, что-ли? спросилъ Конуринъ Николая Ивановича.
— Не понимаю… пожалъ тотъ плечами. — Нервы у ней, что-ли! Не можетъ видть хорошенькихъ женщинъ. Какъ заговоритъ со мной какая-нибудь хорошенькая бабенка — сейчасъ скандалъ. А между тмъ сама такъ какъ кокетничаетъ съ мужчинами! Вотъ хоть-бы тогда въ Ницц, при игр въ лошадки, съ этимъ лакеемъ, котораго ей почему-то вздумалось принять за графа. Нервы…
— Много воли даешь — оттого и нервы. Вотъ какъ я своей баб въ Петербург потачки не даю, такъ у ней и нервовъ нтъ, наставительно замтилъ Конуринъ.
Красавица между тмъ, видя отсутствіе Глафиры Семеновны, спрашивала ихъ съ хитрой улыбкой:
— Madame est malade?
— Малядъ, малядъ… разводилъ руками Николай Ивановичъ. — Захворала… Мигрень… Ля тетъ… указывалъ онъ наголову. — Нервы эти самые… Компренэ? Ля фамъ всегда нервъ…
— Oui, oui, monsieur… Je sais… кивнула ему красавица, насмшливо подмигнувъ.- Jl n’у а rien `a faire… пожала она плечами.
— Ничего не подлаешь, мадамъ, коли баба закапризничаетъ, говорилъ Конуринъ. — Закусила удила и убжала. Вотъ и лекарства не дождалась отъ нервовъ, хлопнулъ онъ по бутылк шипучаго итальянскаго Асти, поданнаго ему слугой. — Ну, да мы и безъ нея выпьемъ… Пожалуйте-ка вашъ стакашекъ… показывалъ онъ жестами.
Красавица протянула ему свой стаканъ. Конуринъ налилъ ей, налилъ себ и проговорилъ:
— За вашу распрекрасную красоту и ловкость. Кушайте…
Протянулъ и Николай Ивановичъ свой стаканъ къ красавиц. Выпили.
— Вотъ такъ, Николаша, вотъ такъ… Что тутъ обращать на жену такое особенное вниманіе. Пей, да и длу конецъ. Будешь очень-то ужъ баловать, такъ она сядетъ теб на шею да и ноги свситъ, ободрялъ Николай Ивановича Конуринъ.
Тотъ махнулъ рукой и какъ-бы преобразился.
— Анкоръ, мадамъ… предложилъ онъ красавиц вина.
Красавица не отказывалась. Завязался разговоръ. Она говорила по-французски, мужчины говорили по-русски, и она и они сопровождали свои слова мимикой и, удивительно — какъ-то понимали другъ друга. Первая бутылка была выпита. Николай Ивановичъ потребовалъ вторую.
— Важная штучка! похваливалъ Конурину собесдницу Николай Ивановичъ. — И какая не спсивая!
— Отдай все серебро и вс мдныя — вотъ какая апетитная кралечка, прищелкивалъ языкомъ Конуринъ. — Въ здшней гостинниц она живетъ, что-ли? Спроси.
— Въ готель? Иси? спрашивалъ собесдницу Николай Ивановичъ, показывая пальцемъ въ потолокъ и, получивъ утвердительный отвтъ, сказалъ:- Здсь, здсь. Вмст съ нами, въ одной гостинниц живетъ.
— Ахъ, чортъ возьми! воскликнулъ Конуринъ.
— Мадамъ! Анкоръ! предлагалъ красавиц вина Николай Ивановичъ и отказа не получилось.
— Гарсонъ! Еще такую-же сулеечку! кричалъ Конуринъ и показывалъ лакею пустую бутылку.
Обдъ кончился. Вс вышли изъ-за стола, а Николай Ивановичъ, Конуринъ и ихъ собесдница продолжали сидть и пить Асти. Лица мужчинъ раскраснлись. Масляными глазами смотрли они на красавицу, а та такъ и кокетничала передъ ними, стрляя глазами.
XLII