Где апельсины зреют

— Запаливай, Николай Ивановъ! Запаливай! Запаливай, да прямо въ морду! кричалъ Конуринъ. — Вонъ англичанинъ съ зеленымъ вуалемъ детъ. Катай ему въ нюхало. Это онъ, подлецъ, давеча шляпу съ меня сшибъ. Стой-же… Я теб теперь, англійская образина, невстк на отместку!..

И выбравъ увсистый букетъ изъ зимнихъ левкоевъ съ твердыми стеблями, Конуринъ швырнулъ имъ прямо въ лицо англичанина съ такой силой, что тотъ тотчасъ-же схватился руками за носъ.

— Ага! Почувствовалъ! А вотъ теб и еще на закуску! Дошкуривай его, Николай Ивановъ, дошкуривай хорошенько! — продолжалъ кричать Конуринъ.

— Смотрите, Иванъ Кондратьичъ, вдь у англичанина-то кровь на лиц. Вдь вы ему въ кровь носъ расшибли, — замтила Глафира Семеновна.

— Ништо ему! Такъ и слдуетъ. Подетъ еще разъ мимо, такъ я ему букетецъ въ род вника приготовилъ. Такъ окамелкомъ въ дыхало и залплю, чтобъ зубаревыхъ дтей во рту не досчитался. Батюшки! Смотрите! Моя вчерашняя мамзель въ коляск! Ахъ шкура! — воскликнулъ вдругъ Конуринъ и швырнулъ. въ нее увсистымъ букетомъ полевыхъ цвтовъ, прибавивъ:- Получай сайки съ квасомъ! Вчера пять франковъ на чай вымаклачила, а сегодня, вотъ теб куричью слпоту въ ноздрю! Глафира Семеновна! Видите? Кажется, она?

— Вижу, вижу… Дйствительно, это ваша вчерашняя дама, которая васъ въ покатый билліардъ ставки ставить учила.

Француженка, получивъ отъ Конурина ударъ букетомъ въ грудь, улыбнулась и въ свою очередь пустила въ него цлую горсть маленькихъ букетиковъ. Конуринъ опять отвчалъ букетомъ.

— Англичанинъ! крикнулъ Николай Ивановичъ. — Англичанинъ обратно детъ. Иванъ Кондратьичъ, не звай!

— Гд? Гд? — откликнулся Конуринъ. — Надо ему теперь физіономію-то съ другой стороны подправить. Ахъ, вотъ онъ гд. Швыряй въ него, Николай Ивановъ, швыряй! Вотъ теб букетецъ. Не букетъ, а, одно слово, метла… Да и я такимъ-же пущу.

— Господа! Господа! Разв можно такъ швыряться? Надо учтивость соблюдать, а то вы въ кровь… — останавливала мужа и Конурина Глафира Семеновна.

— Сапогомъ-бы въ него еще пустилъ, а не токмо что букетомъ, да боюсь, что сниму сапогъ, швырну, а мальчишки поднимутъ и утащутъ. Эхъ, не захватили мы съ собой пустопорожней бутылки изъ гостинницы. Вотъ бы чмъ швырнуть-то.

— Да какъ вамъ не стыдно и говорить-то это. Вдь швыряться бутылками это ужъ цлое срое невжество. Люди устраиваютъ праздникъ, чтобы тихо и деликатно цвтами швыряться, а вы о бутылк мечтаете.

— Хороша деликатность, коли давеча съ меня шляпу сшибли! Вотъ теб, зубастый чортъ!

Конуринъ швырнулъ и опять попалъ окомелкомъ букета въ лицо англичанина. Николай Ивановичъ размахнулся и то же залпилъ англичанину букетомъ въ шляпу. Шляпа слетла съ головы англичанина и упала на шоссе у колесъ экипажа.

— Отмщенъ Санктъ-Петербургскій купецъ Иванъ Кондратьевъ сынъ Конуринъ! Вотъ оно когда невстка-то получила на отместку! воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— А вотъ теб, мусью англичанинъ, и въ рыло на прибавку! Это ужъ процентами на капиталъ сочти! прибавилъ Конуринъ, безостановочно запаливая въ англичанина букетиками.

Англичанинъ стоялъ въ коляск во весь ростъ, стараясь улыбнуться. Носъ его былъ въ крови. По пробритому подбородку также текла кровь; мальчишка подавалъ ему поднятую съ земли шляпу.

XXI

Экипажи, тянувшіеся вереницей мимо мстовъ съ зрителями, мало по малу начали рдть. Катающаяся публика стала разъзжаться. У продолжавшихъ еще сновать экипажей уже изсякъ цвточный матеріалъ для киданья. Цвточный дождь затихалъ. Битва цвтами кончалась. Только изрдка еще кое кто швырялъ остатками букетиковъ, но ужъ не безъ разбора направо и налво, а только въ знакомыхъ, избранныхъ лицъ. Такъ было въ экипажахъ, такъ было и въ мстахъ среди зрителей. Публика, видимо, устала дурачиться. Шоссе было усяно цвтами, но мальчишки уже не поднимали эти цвты, ибо никто не покупалъ ихъ. Публика начала звать и уходила. Окровавленный англичанинъ больше не показывался. Конуринъ, прикопившій съ пятокъ букетиковъ, чтобы швырнуть въ него на послдяхъ, долго ждалъ его и наконецъ тоже началъ звать. Звалъ и Николай Ивановичъ.

— Канитель. Чмъ зря здсь сидть, пойдемте-ка лучше въ буфетъ, — сказалъ онъ. — Пить что-то хочется. Глаша можетъ выпить лимонаду, а мы саданемъ бутылочку красненькаго ординерцу.

— Пріятныя рчи пріятно и слушать, откликнулся Конуринъ, вставая и отряхиваясь отъ цвточныхъ. лепестковъ, и спросилъ:- А гд тутъ буфетъ?

— Какой буфетъ? Здсь нтъ буфета, — проговорила Глафира Семеновна.

— Ну, вотъ… Гулянье, эдакое представленіе, да чтобы буфета не было! Не можетъ этого быть. Наврное есть. Гд-же публика горло-то промачиваетъ? Нельзя безъ промочки. Вдь у всхъ першитъ посл такого азарта.

— А вы забываете, что мы на улиц, а не въ театр!

— Ничего не обозначаетъ. Обязаны и на улиц посл такого происшествія…

— Да вотъ сейчасъ спросимъ, сказалъ Николай Ивановичъ. — Мусье! Гд здсь буфетъ пуръ буаръ? обратился онъ къ завдующему мстами старичку съ кокардой изъ цвтныхъ ленточекъ на груди пиджака.

— Тринкенъ… пояснилъ Конуринъ и хлопнулъ себя по галстуху.

Старичекъ съ кокардой улыбнулся и заговорилъ что-то по французски.