Где апельсины зреют

Заплативъ за входъ по два франка, Ивановы и Конуринъ вошли въ залъ Казино, освщенный электричествомъ. Это былъ громадный зимній садъ съ роскошными пальмами, латаніями, лзущими къ стеклянному потолку. По стнамъ плющъ и другія вьющіяся растенія; въ газонахъ пестрли и распространяли благоуханіе цвты въ корзинкахъ. Садъ былъ уставленъ маленькими столиками, за которыми сидла публика, пила лимонадъ, содовую воду съ коньякомъ, марсалу и слушала стройный мужской хоръ, пвшій на эстрад, украшенной тропическими растеніями. Бросались въ глаза разряженныя кокотки въ шляпкахъ съ невозможно выгнутыми и загнутыми широкими полями, съ горой цвтовъ и перьевъ, выдлялись англичане во всемъ бломъ, начиная отъ ботинокъ до шляпы; тощіе, длинные, какъ хлысты, съ оскаленными зубами и съ расчесанными бакенбардами въ вид рыбьихъ плавательныхъ перьевъ. Въ двухъ-трехъ мстахъ, гд пили коньякъ за столиками, Ивановы и Конуринъ услыхали русскую рчь.

— Русскіе… улыбалась Глафира Семеновна. — Правда Капитонъ Васильичъ сказывалъ, что здсь въ Ницц русскихъ много. И замчательно… прибавила она:- Какъ русскіе, такъ коньякъ пьютъ, а ни что либо другое.

— Да что-жъ православному-то человку на гулянь попусту лимонадиться! Отъ лимонаду ни веселья, ничего… Такъ к будешь ходить муміей египетской, отвчалъ Конуринъ. — Я думаю даже ужъ и мн съ вашимъ супругомъ садануть по пар коньяковыхъ собачекъ.

— Ну, вотъ… Дайте хоть садъ-то путемъ обойти и настоящимъ манеромъ публику осмотрть. Здсь на дамахъ наряды хорошіе есть. Ахъ, вотъ гд играютъ-то… заглянула она въ боковую комнату. — И сколько публики!

Въ залитыхъ газомъ галлереяхъ, раздленныхъ на отдленія, и прилегающихъ къ саду, дйствительно шла жаркая игра. Около столовъ съ вертящимися поздами желзной дороги и лошадками толпилась масса публики и то и дло слышались возгласы крупье: “Faites votre jeu, messieurs” и “rien ne va plus”.

— Николай Иванычъ, ты ужъ тамъ какъ хочешь, а я рискну на маленькій золотой, сказала Глафира Семеновна. — Надо пользоваться своимъ счастьемъ. Утромъ выиграла, такъ вдь можно и вечеромъ выиграть.

— Да полно, брось…

— Нтъ, нтъ. И пожалуйста не отговаривай. Вдь въ сущности, ежели я маленькій золотой и проиграю, то это будетъ изъ утренняго выигрыша, стало быть особенно жалть нечего.

— Носится она съ утрешнимъ выигрышемъ, какъ курица съ яйцомъ! Вдь свой утрешній выигрышъ ты въ магазинахъ на разныя бирюльки просяла.

— Нтъ, нтъ, у меня еще остались выигрышныя деньги. Батюшки! Да сколько здсь игорныхъ столовъ-то! Здсь куда больше столовъ, чмъ тамъ на сваяхъ, гд мы утромъ играли. Вотъ ужъ я больше пяти столовъ видла. Разъ, два, три… пять… шесть… Вы вотъ что… чтобы вамъ здсь не мотаться около меня, вы идите съ Иваномъ Кондратьичемъ и выпейте коньяку. Въ самомъ дл, вамъ скучно, горло не промочивши. А я здсь останусь. Коньяку-то ужъ вы себ одни сумете спросить.

— Еще-бы… Хмельныя слова я отлично знаю по французски… похвастался Николай Ивановичъ. — Мн трудно насчетъ чего-нибудь другого спросить, а что насчетъ выпивки я въ лучшемъ вид. Только ты, Глаша, смотри не зарвись… Не больше маленькаго золотого.

— Нтъ, нтъ. Какъ золотой проиграю — довольно.

— Ну, то-то. Пойдемъ, Иванъ Кондратьичъ, хватимъ по чапорушечк.

Супруги разстались. Глафира Семеновна осталась у игорнаго стола, а Николай Ивановичъ и Конуринъ отправились спросить себ коньяку.

Спустя часъ Николай Ивановичъ пришелъ къ тому игорному столу, гд оставилъ Глафиру Семеновну, и не нашелъ ее. Онъ сталъ ее искать у другихъ столовъ и увидалъ блдную, съ потнымъ лицомъ. Она азартно ставила ставки. Парижская причудливая громадная шляпка ея сбилась у ней на затылокъ и изъ подъ нея выбились на лобъ пряди смокшихъ отъ поту волосъ. Завидя мужа, она вздрогнула, обернулась къ нему лицомъ и, кусая запекшіяся губы, слезливо заморгала глазами.

— Вообрази, я больше двухсотъ франковъ проиграла… — выговорила она наконецъ.

— Да что ты!

— Проиграла. Нтъ, здсь мошенничество, положительно мошенничество! Я два раза выиграла на Лисабонъ, должна была получить деньги, а крупье заспорилъ и не отдалъ мн денегъ. Потомъ опять выиграла на Лондонъ, но подсунулся какой-то плюгавый старичишка съ козлиной бородкой, сталъ уврять меня, что это онъ выигралъ, а не я, загребъ деньги и убжалъ. Вдь это-же свинство, Николай Иванычъ… Неужто на нихъ, подлецовъ, некому пожаловаться? Отнять три выигранные кона! Будь эти выигранныя деньги у меня, я никогда-бы теперь не была въ проигрыш двсти франковъ, я была-бы при своихъ.

— Но откуда-же ты взяла, душечка, двсти франковъ? Вдь у тебя и двадцати франковъ отъ утренняго выигрыша не осталось, — удивлялся Николай Ивановичъ.

— Да Ивана Кондратьича деньги я проиграла. Чортъ меня сунулъ взять давеча у него его кошелекъ на сохраненіе!

— Конурина деньги проиграла?

— Въ томъ-то и дло. Вотъ всего только одинъ золотой да большой серебряный пятакъ отъ его денегъ у меня и остались. Надо будетъ отдать ему. Ты ужъ отдай, Коля.

— Ахъ, Глаша, Глаша! — покачалъ головой Николай Ивановичъ.