Гавана. Столица парадоксов

Аренас, рассказавший множество суицидальных историй, сам покончил жизнь самоубийством в 1990 году. Увидев, как коты прыгают с гаванских балконов, он решил, что они пытаются покончить с собой, что, вероятно, больше говорит об Аренасе, чем о котах. Он уехал из страны, заболел СПИДом и решил избежать неприятной смерти с помощью самоубийства. Но сначала он написал автобиографию, многозначительно озаглавленную «Пока не наступит ночь» (Before Night Falls), которая напоминает «Простые стихи» Марти тем, что герой сразу же сообщает читателю о своей скорой смерти и о желании закончить книгу прежде, чем он покинет этот мир.

Еще один заблудший писатель — Гильермо Росалес. Коренной гаванец, он родился в 1946 году и так отчаянно хотел уехать с Кубы в 1970-е годы, что, согласно Аренасу, придумал замаскироваться под Николаса Гильена, который, будучи сторонником революции, имел право путешествовать. В конце концов Росалес сумел добраться до Майами без переодеваний. Там он вел несчастливую и маргинальную жизнь в домах для реабилитации в 1980-е годы, но продолжал писать, уничтожая рукописи, если к ним не возникало мгновенного интереса. В 1993 году он избавился от всех своих записей и разрядил револьвер себе в висок. После него осталось две новеллы и пять рассказов — прекрасные произведения, очень любопытные, вполне позволяющие оценить масштаб того, что мы потеряли. Так может суицид быть актом агрессии, родом нападения? Разве не правы были рабы в этом отношении?

Покончили с собой несколько мэров Гаваны. Уилфреда Фернандеса, верного сторонника президента Херардо Мачадо, арестовали в 1933 году, когда сбросили Мачадо; во время заключения в Ла-Кабанье он застрелился. Мэр Мануэль Фернандес Супервьель пустил себе пулю в голову в 1947 году, когда не сумел выполнить предвыборное обещание — улучшить водоснабжение города.

Самым колоритным, всем памятным суицидом стала гибель политика Эдуардо Чибаса; его часто звали Эдди и иногда Эль-Локо[84], поскольку внутри его горел своеобразный огонь, удивлявший людей. Он считал себя «революционером», впрочем, как и большинство кубинских политиков. На протяжении двухсот лет слово «революция» на Кубе использовали к месту и не к месту. Когда Кастро пришел к власти, многие удивились, обнаружив, что в своих прошлых заявлениях он говорил правду и действительно стремился к революции.

От других политиков Эдди Чибас отличался таким богатством, что у него не было интереса воровать, а потому он не любил тех, кто этим занимался, то есть большинство. Поначалу он поддерживал доктора Рамона Грау, терапевта из богатой «табачной» семьи, сменившего Мачадо. Но к 1940-м годам он и многие другие заподозрили Грау в коррупции, и Чибас организовал против него движение, названное «Ортодоксальной партией». Разумеется, и Грау и Чибас провозгласили, что именно они — наследники «революционного» движения Марти. В молодости Фидель Кастро был членом «Ортодоксальной партии».

Чибас, выступивший против выбранного Грау преемника Карлоса Прио Сокарраса, был слишком некрасив для гаванской политики. Приземистый, коренастый, лысеющий, в очках с толстыми стеклами, он проиграл. Этого Эль-Локо стерпеть не мог и арендовал радиостанцию, откуда целый час в воскресный день произносил диатрибы против Прио. Из-за скрипучего голоса он даже по радио казался не очень привлекательным. Тем не менее в 1950 году люди стали отворачиваться от Прио, а Чибас начал приобретать популярность.

И только он пошел вверх, как совершил ошибку, выступив против каких-то коррупционных действий, показавшихся всем придуманными, — судя по всему, Чибас получил неверную информацию. Ему начали меньше доверять.

Поскольку дело происходило в Гаване, пора было подумать, не поправить ли ситуацию мученичеством. В конце своей очередной обличительной речи в прямом эфире 5 августа 1951 года Чибас объявил: «Это мое последнее воззвание». Это заявление насмешливо повторяли следующие несколько месяцев бессердечные шутники Гаваны. Чибас в тот день взял револьвер 32-го калибра и выстрелил себе в живот — медленная и мучительная смерть. Последние слова, выстрел, тело обрушивается на стол у микрофона — все это задумывалось как драматичное послание слушателям. Однако, как сказал Кабрера Инфанте, «будучи истинным кубинским политиком», Чибас вещал дольше запланированного и во время всего этого грандиозного финала станция успела включить рекламную паузу. Эль-Локо скончался от раны через неделю.

Дедушка Аренаса настроил радио с антенной, закрепленной на длинной бамбуковой палке, поскольку хотел слушать воскресные выступления Чибаса. В роковой день прапрабабушка Аренаса прислонилась к радио, и ровно перед финалом в антенну попала молния, разряд спустился по проводу и убил женщину. На похоронах мать Аренаса рыдала, и он подошел ее утешить. «Я плачу не о бабушке, — сказала она, — а о Чибасе».

* * *