Гастролеры и фабрикант

Одна улика против Долгорукова была. «Молодой» – человек Долгорукова, и этого «Молодого» опознал трактирщик. Ну или почти опознал. Да и улика была опять косвенной, но все же была! Новая. К прежним остальным. Тоже, черт подери, косвенным…

* * *

Когда Розенштейн пришел к Острожскому с докладом, тот принимал рапорт от пристава Мазина. Кивком предложив сесть, исполняющий должность полицеймейстера снова обернулся к приставу:

– Продолжайте.

– Так вот, – Мазин мельком глянул на Розенштейна, – я снял показания с жены Кочемасова. Она заявила, что не знает, кто убил ее мужа и кто нанес ему удар по голове. Мне показалось, что она что-то скрывает и не хочет говорить. Сама она в день, вернее, в ночь убийства мужа находилась дома, что подтверждает их служанка и дворник.

– Соседей опросили? – спросил Яков Викентьевич.

– Да, – ответил пристав. – Кочемасовы снимают квартиру на втором этаже, и соседи у них одни. Это супруги Филимоновы, из обедневших дворян. По показаниям Игоря Игнатьевича Филимонова, Кочемасовы – очень хорошая и дружная семья. А вот его супруга иного мнения.

– Да? – посмотрел на пристава Острожский. – И какого же?

– Она показала, что последнее время Кочемасовы постоянно ругались между собой. Даже скандалили, – ответил Мазин. – И скандалы эти начинала Мария Кочемасова.

– А по какому поводу были скандалы? – поинтересовался исполняющий обязанности полицеймейстера.

– Когда я задал такой вопрос Марии Кочемасовой, она ответила, что по разным поводам. А по каким именно – припомнить не может.

– Ну, это неправда, – заключил Яков Викентьевич. – Правда, женщины, конечно, скандалят со своими мужьями довольно часто, но чтобы без повода – такого не бывает.

– Согласен с вами, – подтвердил мысль начальника пристав Мазин. – Бабы, они народ такой. По любому поводу, стало быть, и начинают. А чтоб без повода – не-е…

– Значит, обе женщины чего-то не договаривают, – в задумчивости протянул Острожский. – Чего? Вам надо это обязательно узнать… Может, наш потомственный почетный гражданин погуливал? Оттого и были у него скандалы с супругой? Опросите насчет этого дворника, старух в доме. Дворники и старухи обычно знают об амурных делах все.

– Слушаюсь, – ответил пристав.

– Свободны, – отпустил Мазина Яков Викентьевич и обратил взор на своего помощника: – Что у вас, Николай Людвигович?

– Трактирщик опознал в одном из приспешников Долгорукова одного из «крестьян», что провели его восемь лет назад в афере с золотыми полуимпериалами. Ну, или… почти опознал… – замялся Николай Людвигович.

– Что значит «почти опознал»? – вскинул брови Острожский. – Такого понятия не существует в дознавательском процессе.

– Знаю, – ответил на это Розенштейн. – Просто он не совсем уверен, что это был он. Все-таки восемь лет прошло, и этот «крестьянин» сильно изменился…

– Ну, и кто это?

– Это некто мещанин Конюхов, двадцати пяти полных лет, проживающий в доходном доме Блюхера на Рыбнорядской площади.

– Что у нас есть на него?

– Да имеется кое-что, – ответил Розенштейн. – Вот, выписал из старого дела…

Николай Людвигович достал памятную книжку и стал читать:

– Конюхов Леонид Иванович, из мещан Суконной слободы. Воровской псевдоним – Ленчик. Полный сирота. Образование – три класса начальной школы. Начинал воровскую карьеру как профессиональный карточный игрок. Играл в притонах и на пароходах. Уже в возрасте пятнадцати лет шельмовал так, как сообщал источник Зубр, что с ним мало кто садился играть. Затем решил поменять масть и занялся шантажом. Стал посылать письма с угрозами нечистым на руку людям, что если они не принесут указанную им сумму в означенное место, то им грозит смерть. И люди несли…

– И что, никто не обращался в полицию? – спросил Острожский.

– Нет, – ответил помощник полицеймейстера. – Одни боялись, а другим, у которых было сильно «рыльце в пушку», это было невыгодно. А ну как ими вдруг заинтересуется полиция?

– Ясно, продолжайте.

– А потом Конюхов зарвался…

– То есть?

– Стал требовать денег у тех, кто уже ему платил. И даже у вполне честных граждан.

– Вот тут-то и последовали обращения в полицию, – догадался Яков Викентьевич.

– Верно, – кивнул Розенштейн. – Третий участок был буквально завален заявлениями граждан…

– Его взяли? – спросил исполняющий должность казанского полицеймейстера.

– Взяли, – ответил Николай Людвигович. – Пристав третьей полицейской части велел двум городовым переодеться в штатское и отправил их следить за местом, к которому Конюхов велел принести деньги. В данный момент это была ваза в Державинском саду. Клиент деньги в вазу положил. А через некоторое время к ней подошел парень и запустил в нее руку. Тут его и скрутили. С поличным. Сопротивления Конюхов не оказал и вообще вел себя смирно. На дознаниях во всем признался и все время ссылался на бабку, которая у него сильно хворает. Дескать, пропадет без него старая, ведь он ее единственный кормилец.

– Судебное разбирательство последовало? – спросил Острожский.