Гастролеры и фабрикант

– …Рана длиною в три четверти вершка шла по лбу сверху вниз до самой правой брови, – продолжал Мазин. – Вероятно, на него уже покушались ранее, однако никакого заявления от него не поступало…

– Выясните у жены, что она думает по поводу обоих покушений, – сказал Яков Викентьевич. – И что сам Кочемасов говорил ей по поводу раны на голове.

– Я и сам уже думал об этом, – произнес Мазин.

– А не надо думать, надо делать, – осадил пристава Острожский. – Продолжайте…

– После осмотра трупа было произведено его вскрытие, – слегка обиженным тоном продолжил Мазин. – Выявлено, что потомственный почетный гражданин Кочемасов скончался от нанесения огнестрельных смертельных ран в сердце, легкие и печень, произведенных выстрелами из ружья медной картечью. По месту расположения и по направлению ран следует предположить, что выстрелы нанесены не рукою убиенного гражданина Кочемасова, постороннею рукою в левую половину его тела и в расстоянии трех или четырех саженей от убиенного…

Пристав закончил говорить и выжидающе посмотрел на исполняющего должность полицеймейстера. Яков Викентьевич немного помолчал, а затем произнес:

– Кто в участке ведет расследование этого дела?

– Я, сам, вместе с помощником. Все-таки почетный гражданин, – ответил Мазин.

– Хорошо, – констатировал Острожский. – Опросите соседей об этой семье. Ладно они живут или не очень. Может, это его женушка так его по голове «приголубила»… Постарайтесь выяснить, кто нанес Кочемасову рану на голове, за что, и было ли это покушение на убийство или просто драка. Не исключаю, что могла быть и месть. Подумайте об этом, – Мазин едва кивнул. – Если это было неудавшееся покушение, то пули из ружья, убившие Кочемасова, будут просто продолженим задуманного и недоделанного злоумышления. Когда выясните, кто ударил его по голове, тогда найдете и убийцу…

Неглупый был человек, этот исполняющий должность полицеймейстера Яков Викентьевич Острожский. Ежели бы не завышенные амбиции и болезненное тщеславие – быть бы ему достойным полициантом. Однако зачастую нас губит собственный характер. И во всех бедах, что происходят с нами, чаще всего мы сами и виноваты…

* * *

Первый доклад Розенштейна впечатления на Острожского не произвел.

– Ну и что следует из того, что вы рассказали? – недовольно поморщившись, спросил он своего помощника, когда тот поведал ему о результатах своих изысканий. – Какую вину мы можем вменить Всеволоду Долгорукову в связи с тем, что он купил дом за тринадцать тысяч, а продал за восемьдесят? Разве что поаплодировать ему за столь удачную коммерческую операцию. Сделка ведь о купле-продаже дома законна?

– Абсолютно законна, – подтвердил Розенштейн.

– Ну, вот видите… Выходит, этого графа Тучкова никто не принуждал приобретать дом за такие сумасшедшие деньги, – недовольно глянул на своего помощника Яков Викентьевич. – Купил он дом добровольно, что и засвидетельствовано в его купчей. Никаких претензий после этого он к Долгорукову не предъявлял. К тому же теперь у него ничего и не спросишь, потому как покойники обыкновенно не отвечают на вопросы, – развел он руками. – И что мы сможем предъявить Долгорукову? – задал риторический вопрос Острожский, и сам же на него и ответил: – Да ничего!

– Мне думается, что здесь не так все просто, – позволил себе возразить начальству Николай Людвигович. – С какой стати графу Тучкову выкладывать за дом стоимостью тринадцать тысяч восемьдесят тысяч рублей?

– Ну, и с какой? – не без доли сарказма спросил Острожский.

– Если принять во внимание, кто таков был граф Тучков – а он был известнейшим коллекционером раритетных коньяков и вин, – то само собой напрашивается вопрос: а не имелось ли в доме нечто такого, что для графа представляло особый интерес?

– И что именно могло находиться в доме? – прищурился, глядя на своего помощника, исполняющий должность полицеймейстера. – Клад небось? Мебеля времен Людовика Четырнадцатого? Винный погреб со старинными винами и коньяками с двухсотлетней выдержкой?

– А вот это очень даже может быть, – серьезно заметил Острожскому на его последнюю реплику Розенштейн. – Я думаю, что винный погреб точно имелся! Но с фальшивыми винами и коньяками…

– Мысль интересная, – вынужден был согласиться со своим помощником Яков Викентьевич, немного помолчав. – Но, увы, запоздалая! Тучков мертв, и у него уже не спросишь, что за вина и коньяки были в погребе дома, купленного им за огромные деньги, фальшивые или настоящие. Поверь, Николай Людвигович, у тебя в этом деле никакой перспективы не имеется. И не трать на это время, – все равно ничего не докажешь…

– Но… – начал было помощник полицеймейстера, однако начальник прервал его, проговорив сухим и холодным тоном:

– Что еще есть у вас?