В полночь, когда Гермиона начала дежурство, уже сыпал снег. Сны у Гарри были неспокойными и беспорядочными, время от времени в них появлялась Нагини, которая в первый раз, к примеру, выползла из рождественского венка роз. Он постоянно просыпался от испуга, и ему слышались зовущие его голоса, шаги, раздающиеся в вое ветра, за пологом тента.
Когда Гарри окончательно проснулся, было темно, и он присоединился к Гермионе, которая, сжавшись у входа в палатку, при свете палочки читала «Историю магии». Сыпал густой снег, и предложение Гарри, пораньше собрать вещи и убраться отсюда, было воспринято на ура.
— Нам потребуется более защищённое место, — согласилась Гермиона; она дрожала, натягивая поверх пижамы трикотажную кофту. — Мне постоянно слышатся человеческие шаги, даже несколько раз показалось, что я кого-то видела.
Гарри отвлёкся от одевания джемпера и устремил взгляд на неподвижный и спокойный вредноскоп на столе.
— Я уверена, что мне всего лишь почудилось, — нервно выпалила Гермиона. — Снегопад, темень, легко ошибиться… Но, может, всё же стоит аппарировать, укрывшись плащом-невидимкой?
Через полчаса Гарри с Гермионой уже собрали палатку и аппарировали: Гарри — с крестражем на шее, Гермиона — вцепившись в свою бисерную сумочку. Уже знакомое давление навалилось на них, ноги Гарри оторвались от заснеженной земли. Затем последовал удар обо что-то твёрдое, кажется, замёрзшую и усыпанную листьями почву.
— Где мы? — спросил он, оглядывая молодые деревья вокруг, пока Гермиона открывала сумку и вытаскивала из неё опоры для палатки.
— Овражный Лес, — ответила она. — Мы здесь однажды отдыхали с родителями.
Здесь тоже царил пронизывающий холод, а деревья вокруг были засыпаны снегом, но они хотя бы защищали путешественников от ветра. Большую часть дня друзья провели в палатке, сжавшись и пытаясь согреться у ярких голубых огоньков, экспертом по производству коих была Гермиона и которые при надобности можно было нести в банке. Она так пеклась о Гарри, что он почувствовал себя выздоравливающим от какой-то быстротечной, но тяжёлой болезни. В середине дня опять начался снегопад, и их убежище покрылось новым слоем снега, мелким, как пыль.
После двух ночей плохого сна чувства Гарри были обострены более, чем обычно. Им еле удалось сбежать из Годриковой Лощины, и теперь Волдеморт казался как будто ближе, чем раньше, и более угрожающим. Когда наступила темнота, Гарри предложил Гермионе поспать, а сам заступил на дежурство. Он подтащил ко входу в палатку старую подушку и сел, надев все свитера, что у него были, продолжая при этом дрожать. В ближайшие часы темнота сгустилась настолько, что стала непроницаемой. Гарри думал достать карту мародёров, чтобы ещё немного последить за точкой, показывающей местоположение Джинни, но вспомнил, что сейчас рождественские каникулы и она, наверняка, в Норе.
Каждый миг казался необычайно долгим в бесконечности леса. Гарри понимал, что вокруг, скорее всего, было полно живых существ, но искренне надеялся, что они не будут шуметь и он без труда сможет отличить их невинную суету от более зловещих звуков, которые могли бы означать что-то опасное. Он вспомнил звук скользящего по опавшим листьям плаща, который он слышал много лет назад, и ему показалось, что он слышит его вновь. Гарри тряхнул головой. Их защитные чары успешно действовали уже много недель, так почему сегодня ночью должно быть по-другому? Но его не оставляло ощущение, что сегодня всё как-то не так.
Несколько раз Гарри засыпал в неудобной позе, сползая по стенке палатки, и тотчас же просыпался. У него болела шея. Ночь стала такой густой и чёрной, что ему казалось, будто он застрял в неопределённости — между моментом дезаппарации и аппарации.
Гарри держал руку перед глазами, пытаясь разглядеть свои пальцы, когда случилось нечто. Яркий серебряный свет приближался к нему, двигаясь между деревьями. Источник света перемещался беззвучно. Сияние как будто бы плыло к нему. С криком, застывшим на губах, Гарри вскочил на ноги и поднял палочку Гермионы. Свет ослепил его. На фоне сияния были видны лишь силуэты тёмных деревьев, свет приближался…
И тут он вышел из-за дуба. Свет оказался серебристо-белой оленихой, сияющей, яркой, как луна, идущей по свежевыпавшему нетронутому снегу, беззвучно и не оставляя следов. Она шагнула к Гарри, высоко держа голову. У неё были прекрасные дикие глаза с длинными ресницами.
Гарри, не отрываясь, смотрел на неё. Он был поражён, но не её странностью, а тем, что олениха была ему необъяснимо знакома. Ему казалось, что он ждал её прихода, но забыл об этом до настоящего момента, когда они встретились. Желание немедленно позвать Гермиону, появившееся у него ещё секунду назад, пропало. Он знал, он готов был поклясться своей жизнью, что олениха пришла к нему, к нему одному.
Несколько бесконечных секунд они смотрели друг на друга, а потом олениха развернулась и пошла прочь.
— Нет, — сказал Гарри надтреснутым от долгого молчания голосом. — Вернись!