— Дальше надо искать окаянты. — Гарри посмотрел через озеро, на белую гробницу Думбльдора, отражавшуюся в воде. — Он так хотел, потому мне о них и рассказал. Если он прав — а я в этом уверен, — окаянтов осталось четыре. Я должен найти их и уничтожить, а после взяться за седьмую часть души Вольдеморта, ту, которая в его теле, потому что убить его должен я. И если по дороге мне попадётся Злотеус Злей, — прибавил Гарри, — тем лучше для меня и тем хуже для него.
Повисло долгое молчание. Толпа почти разошлась, те, кто задержался, обходили стороной монументального Гурпа — он по-прежнему обнимал Огрида, чьи горестные рыдания громко разносились над озером.
— Мы будем с тобой, Гарри, — сказал Рон.
— Что?
— У твоих дяди и тёти, — пояснил Рон. — И потом тоже, где захочешь.
— Нет, — сразу ответил Гарри; он ничего подобного не ждал и хотел, чтобы друзья поняли: в это опасное путешествие он должен отправиться один.
— Когда-то ты сказал, — тихо промолвила Гермиона, — что, если мы хотим вернуться, ты поймёшь. Мы же не захотели, верно?
— Мы с тобой, что бы ни случилось, — заверил Рон. — Но только, друг, сначала, до всякой Годриковой Лощины, тебе придётся заглянуть к нам.
— Зачем?
— На свадьбу Билла и Флёр, забыл?
Гарри потрясённо смотрел на него; то, что на свете по-прежнему существуют такие простые, человеческие вещи, как свадьба, казалось немыслимым — однако прекрасным.
— Да, такое нельзя пропустить, — сказал он наконец.
Он привычно стиснул в кулаке фальшивый окаянт. Перед ним петляла тёмная извилистая дорога, ему неизбежно предстояла последняя встреча с Вольдемортом — через месяц, год или десять лет, — и всё же при мысли о том, что у них с Роном и Гермионой есть в запасе ещё один золотой денёк, на сердце у него полегчало.